Были исключены из списка подлежащих рассмотрению жалобы по делам (назо-вём лишь немногие): Доменика Иоханссона[53], ЕСПЧ, дело № 44415/10, Беженцев из России[54], ЕСПЧ, дело № 8807/12, Кумлсское дело[55], ЕСПЧ, дела №№ РМ 298/99, 66886/01, РР10841/01 и 3224/09, Геблауи[56], ЕСПЧ, дело № 8650/04, Долхамре[57], ЕСПЧ, дело № 67/04, Петтерссонов[58], ЕСПЧ, дело № 41075/09, Коорт, ЕСПЧ, дело № 62149/09; Линдбергов и пр., ЕСПЧ, дело № 22633/07, Марианны Сигстрём[59], ЕСПЧ, дело № 10460/03, Орианны и Анджело Коттар, ЕСПЧ, дело № 64519/09, Йорданос Абраха, ЕСПЧ, дело № 62734/10, Фрюкселиусов, ЕСПЧ, дело № 40262/11, Лиз Эд-нер[60], ЕСПЧ, дела №№ 35120/97 и 44259/98, Альфредссонов и др., ЕСПЧ, дело № 22844/93 и дело Родин[61], ЕСПЧ, дело № 45479/99.
Международные научные исследования
Хотя некоторые дети, как кажется, довольно спокойно переносят разлучение с родителями, многолетний опыт исследований по всему миру[62] (среди прочих, публикации Квильхёуг 2005 и 2007, а также Стило и др. 2012, Турк и др. 2012, Кроуфорд и др. 2009, Песонен и др. 2009, Шюнгель и др. 2009 и пр.) демонстрирует, что разлучение ребёнка с родителями повышает риск развития у него (часто уже во взрослом возрасте) тяжёлой депрессии, психоза и других психических и соматических расстройств — в 2–3 раза по сравнению с теми, кто не переживал в детстве подобного. Получается, что ребёнок, постоянно находящийся в разлуке с родителями, ничуть не благополучнее ребёнка, находящегося в любой другой «неблагоприятной обстановке», и даже подпадает под определение «заброшенный ребёнок». Представляется очевидным, что ситуацию с якобы заброшенными детьми нельзя исправить, помещая их в другую, не менее неблагоприятную обстановку, где они по-прежнему должны были бы считаться заброшенными, постоянно разлучёнными со своими родителями детьми. Следовательно, прежде, чем решаться на такой радикальный шаг как изъятие ребёнка из семьи, органы опеки должны прежде установить жёсткие критерии, насколько серьёзным должен для этого считаться (в т. ч., на основании документальных доказательств) вред, наносимый ребёнку якобы неблагоприятной обстановкой в доме. К сожалению, чиновники социальных служб и прочие действующие лица, дающие рекомендации и принимающие решения в случаях об опеке, не заинтересованы в подобном подходе. Что приводит к многочисленным вредным для детей решениям об изъятии их и передаче на государственное попечение.
Г-н Бу Эдвардссон с диссертантами в своей работе от 2009 года продемонстрировали, что соцработники подходят к расследованию подозрительных на их взгляд дел, всегда предполагая худшее[63], и что они игнорируют, не пытаются получить или крайне выборочно записывают свидетельства самих детей. Давно известно, что в материалах проводимых шведскими органами опеки расследований сообщений о дурном обращении с детьми и халатном воспитании детей крайне мало, а то и вовсе отсутствуют показания самих детей. Также, похоже, что и для работников опеки, и для опрашивающих детей учёных является правилом не спрашивать их ни о чём бы они сами хотели рассказать, ни понравилось ли им, как с ними обращались в ходе самого опроса[64].
В своём докладе г-н Эдвардссон, доцент кафедр психологии и социальных работ, спрашивает: «Действительно ли расследования обращения с детьми, которые проводят шведские органы опеки, служат интересам детей?» и «Не одержимы ли социальные службы в своей деятельности идеологией «выслеживания монстров»?». Ответ содержится в посвящённой обсуждению доклада завершающей части: «В свете постулируемого в Конституции Швеции требования объективности расследований, нет таких дел, в которых описанные методы дознания были бы оправданы. Подход, основанный на теории «выслеживания монстров», вредит детям, родителям и самому обществу»[65].
Доктор Лена Хельблом Шёгрен[66], лицензированный психолог, досконально исследовав материалы 25 дел о разлучении шведских детей и родителей, пришла к выводу, что в Швеции права детей на семейную жизнь нарушаются без какого-либо возмещения наносимого им ущерба.
