Круг света выхватил из темноты одеревеневшую, как весло, Ингрид, которая закрыла нос и рот воротником. И тело старика в плаще, скрюченное на постели. На затылке у него запеклась кровь. Лола подошла, наклонилась. Полузакрытые глаза мертвеца успели остекленеть.
— Он тут уже несколько дней.
Ингрид указала на каморку под лестницей. Лола осветила двух убитых собак. Застреленные лабрадоры.
В буфете она нашла нетронутую коробку с пятьюдесятью патронами «Селье и Бело», чистый прямоугольник на пыльной поверхности указывал, что у этой коробки была сестра-двойняшка. Нигде ни следа оружия, к которому подходили бы эти припасы.
— У него длинноствольный карабин 22-го калибра. Мы не имеем права на ошибку.
— Yeah, I know.
— Мы должны передвигаться очень тихо.
— Ясно.
— Обдумываем каждый шаг. Совещаемся шепотом.
— Без вопросов.
Они вышли как оглушенные. Холода они не чувствовали. В этой кромешной тьме перед глазами всплывало тело старика сторожа. Они открыли дверь дома. Было тихо, стоял терпкий запах. Где американец? Не расправились ли и с ним? И может быть, с его семьей? Лола сдержала дрожь и взяла себя в руки. Пожалуй, в доме не пахло ничем, кроме одиночества.
В вестибюле мраморный пол в шахматную клетку, множество картин, прекрасная мебель. Слева просторная гостиная, справа кухня. Они тихонько осмотрели кухню. В сушке тарелка, сковорода, на столе еще свежий хлеб, завернутый в тряпицу, кое-какие продукты в холодильнике. Они вернулись обратно, пересекли столовую и в гостиной обнаружили два светлых прямоугольника на выцветших обоях.
— Морские пейзажи, — прошептала Ингрид.
— Похоже на то.
— Думаешь, он наверху?
— Наверняка. Он там уже несколько дней, должно быть, он предпочитает спать в постели.
— А если он прячется на чердаке?
— К чему? С чердака ничего не слышно. Пошли наверх.
— Ты уверена?
— Наша цель — украсть его карабин. Или мы с ним справимся сразу, или придется набраться терпения.
— То есть?
— Мы станем тише ночи. Но на рассвете разбудим его песней.
— А может, лучше попросить подкрепления? Этот негодяй только что убил человека!
— Вмешивать в наши дела Луи Ле-Гоффа не будем, а то он станет разрываться между должным уважением к начальству и дружескими чувствами ко мне. Разрушить карьеру можно и из-за меньшего.
— Мы могли бы позвонить ему анонимно.
— Могли бы.
— Но так мы не узнаем, кто виновен в самоубийстве Алис.
— Ты как будто бы читаешь мои мысли, Ингрид. Итак, подготовим план «Б» на случай форс-мажора.
— Это французский морж?
— Не совсем.
— Ты мне все это объяснишь на холодную голову.
— Я тебе все объясню на свежую голову в более или менее близком будущем. А пока — ни звука.
— Конечно! Ты что, считаешь меня дилетанткой?
— Только не говори, что ты уже вламывалась в чужой дом в Гонолулу, Владивостоке или Уагадугу!
— Нет, только в Осаке, и у меня были благие намерения и…
— Об этом мы поговорим позже. Уж не знаю, какая у нас тогда будет голова — свежая или несвежая. Словом, после форс-мажора и схватки с моржом. Когда мы скажем «прощай» оружию и слезам и закончим военные действия. Договорились?
— OK! All right! Не надо нервничать! — отвечала Ингрид, сделав знак победы.
Она вернулась на кухню и обыскала стенные шкафы. Она осматривала все не спеша, пока Лола колебалась между подставкой и кухонными ножами. Бывший комиссар заявила, что не чувствует в себе таланта Джека-Потрошителя; придется найти другое средство самозащиты. Ингрид предложила использовать все, что было у них под рукой: утюг, обыкновенную кастрюлю, канистру со спиртом и зажигалку. Они разложили все это на столе.
Деревянная лестница упорно хотела сообщить о двух непрошеных гостьях в доме, где засел вооруженный убийца. Инстинктивно они подчинялись ритму моря, стараясь, чтобы каждый их шаг совпадал с ударом волны о берег. Бесконечно долго они поднимались по ступенькам и наконец оказались в коридоре. Пол был покрыт ковром. Они легли рядом друг с другом.
Прошло не меньше часа, и Ингрид заснула. Лола время от времени встряхивала ее, чтобы она не сопела слишком громко, тем более что завывания ветра стали прерывистыми. Лола размышляла о тысяче жизней Ингрид — от Осаки до Мехико. О моряках, которые даже в этот поздний час возвращаются домой. Об отдыхающих, которым посчастливилось в полной безопасности играть со своими детьми и собакой на прекрасном мирном пляже. О стороже, которому больше не придется играть со своими лабрадорами; о Ришаре Паризи, который, возможно, месит тесто; об Адаме Ноне, спавшем в «зоне X» сном уставшего китобоя; о Морисе, который, несомненно, оплакивал Алис, совсем один в своей квартире на улице Эклюз-Сен-Мартен. Лола уже сама не знала, думала ли она об этом несколько часов или пять минут. А впрочем, вряд ли здесь уместен глагол «думать». Скорее, это были бессвязные обрывки мыслей. Предположения, которые вертелись у нее в голове, как морская галька под ударами волн. Она осторожно повернулась. Может быть, на правом боку ей удастся уснуть.
