Лола погналась за Ноном. Луч фонарика метался по стенам и полу, упирался в спину бегущему. Чтобы сократить погоню, она притормозила и швырнула в него бутылку. Всхлипнув, Нон упал. Бутылка разбилась с душераздирающим звоном. Наконец подоспела Ингрид. Они прижали его к полу.
— Спокойно! Тебе никто не желает зла.
— Я не собирался красть ваши продукты! Только хотел прочесть этикетки. Вы сами вернулись некстати!
— А ну-ка, расскажи нам о Поле и его дяде с тетей!
— Для Поля я сделал то, что нужно.
— Да-да, мы знаем. Дядюшка Люсьен — негодяй. Его жена любит свои скатерки больше, чем людей. Все понятно. Успокойся.
— Вам правда понятно? — спросил он удивленно, перестав вырываться.
— Нас иногда осеняет в период солнечной активности
Не теряя времени, Ингрид обыскивала Нона. Она нашла револьвер и по весу определила, что это всего лишь игрушка, точная имитация из пластмассы.
— Но ты же не собирался их убивать! — воскликнула Лола. — Разве что спустив с лестницы.
— Я никогда никого не убивал, я мстил за людей.
— Поподробнее, дружище. Последние дни дались нам с Ингрид нелегко, и накопившаяся усталость сделала нас раздражительными! Что ты тут делаешь?
— Я всегда жил в больницах.
— Почему?
— Это единственное место, где мне хорошо. И где я полезен.
— Ты всегда был подпольщиком?
— Называйте как хотите. До Святого Фелиция я жил в больнице «Питье». Там было много людей, за которых пришлось мстить.
— Ты стараешься разговорить пострадавшего и если видишь, что дело нечисто, выступаешь в роли заступника?
— Вроде того.
— И говоришь, что никогда не убивал? Дудки, нас не проведешь!
— Это правда!
— Хозяйка «У Люлю» едва не отдала Богу душу, черт тебя побери!
— Я назначил им три дня и две ночи наказания. Потом бы я по-тихому сообщил в полицию, чтобы их освободили.
— Ты хочешь сказать, анонимно.
— Если вам так угодно.
— Мне пришла в голову одна безумная идея. Вот какая. Диего Карли, наверное, рассказывал тебе о бедах, которые причинила ему Алис Бонен? Красивая девушка, которая слишком сильно его любила. Так сильно, что изводила днем и ночью. Вроде того.
— Историю Алис и Диего я знаю как свои пять пальцев.
— Отлично. И что дальше?
— Знаю, потому что они мне ее рассказывали сами. Поочередно. Только тут мстить было не за кого, разве что за всех. На самом деле они оба были несчастны.
— А знаешь, ты мне даже нравишься со своей миной грустного философа. Надеюсь, ты не рассказываешь мне байки.
— И вы тоже.
— Что значит, и я тоже?
— Вы внушаете доверие. И еще вы похожи на человека, у которого большие неприятности. Расскажите мне о них.
— Он и правда ничего не может с собой поделать, — решила Лола. — Антуан и Зигмунд пришли бы в восторг, но это уж как-нибудь в другой раз.
Все кое-как поднялись и поправили одежду. Лола попыталась ладонью разгладить свое новое платье (оно ей определенно очень нравилось). Затем одернула на Ноне пуховик — у него самого ничего не получалось, — и тут ее осенило.
— Ты тут спишь! Пуховик — защита от сырости. Только не говори, что давно живешь в этой клоаке.
— Я уже давно не считаю дни, и мне здесь нравится. По-своему это красивое место.
— Really?[39] — вставила Ингрид.
— Это чрево моего ручного кита. Отсюда я слышу, как бьется сердце больницы и города. И это хорошее убежище. Вы и сами провели тут несколько ночей. Значит, я прав. У вас неприятности.
— Но ты же не думаешь оставаться здесь!
— Я подозреваю, что меня ищет полиция. Мне опять придется переезжать. Жаль, я надеялся, что эта больница будет последней, хотя мне следовало бы догадаться. Есть приметы, которые не обманывают.
— Что за приметы?
— Карма начала портиться, когда пришел тот режиссер. Он хотел снимать мои владения. Дирекция запретила, но было уже слишком поздно. Он ступил ногой в чрево моего кита и осквернил его.
— Святилище, — прошептала Ингрид. — Я понимаю.
— Ты говоришь непонятно, Адам. Что за режиссер?
— Друг парня, который рисует анатомические атласы.
— Друг Эрика Бюффа?
— Так вы знакомы с Эриком? Он великий художник. Он умеет внести жизнь туда, где ее уже нет.
Их прервал звук голосов. Лола сказала, что пора искать выход, сейчас сюда явится жандармерия в лице одного из самых тупых ее представителей.
