– По-моему, из нас с тобой вышла бы хорошая пара, – начал юноша нерешительно, когда Барбара устроилась рядом. Он смущенно рассмеялся: – Я… конечно, имею в виду на сцене. Мне кажется, у тебя талант, правда! Люди глаза таращат, когда тебя видят. От тебя исходит естественное сияние.
– Естественное… сияние? – Барбара придвинулась поближе к Матео. – Что это означает?
– Так называют…
В этот самый момент со стороны большого строения донеслись сердитые голоса. Похоже, в ухоженном саду, что примыкал к яблоневой роще, спорили двое или больше мужчин. Матео умолк на полуслове и недоуменно нахмурил лоб.
– Чтоб мне провалиться, если это не голос сэра Малькольма, – пробормотал он. – Что ему здесь понадобилось?
Юноша спешно поднялся и побежал к стене.
Барбара вздохнула и последовала за ним. Она не знала, как все сложилось бы, просиди они подольше под этими яблонями. Но с удовольствием выяснила бы это.
Матео между тем отыскал в стене щель, сквозь которую мог наблюдать за происходящим. Взволнованно подозвав Барбару, он прошептал:
– Это и вправду Малькольм! Там еще несколько человек. Боюсь, один из них и есть этот Жискар, про которого говорил наш трактирщик. Сад, видимо, принадлежит таверне, и чертов француз здесь обосновался…
Барбара тоже отыскала щель и стала подглядывать. Она увидела небольшой ухоженный сад, обставленный столиками и скамейками, пустующими в это время года. Под одним из деревьев стоял английский режиссер в окружении трех незнакомых мужчин. Двое из них были в поношенных одеждах и сжимали в руках шпаги, направленные на сэра Малькольма. Третий, как и сэр Малькольм, был в парике, на ярко-красном жилете его сверкали медные пуговицы. Жесткий кружевной воротничок и лихо надвинутая на лицо шляпа придавали ему сходство с каким-нибудь дворянином. Лишь присмотревшись, Барбара заметила многочисленные пятна от вина и неумело зашитые прорехи на рубашке и брюках.
– Tout de suite[10] заберите свои слова назад, – приказал он сэру Малькольму.
Незнакомец говорил с напускным французским акцентом, и было в этом что-то чопорное, женское. Тогда Барбара заметила, что он был чуточку накрашен.
– Il y va de mon honneur![11] – продолжал француз, стуча себя в грудь. – Вы не поняли? Если я снова услышу подобную клевету, то прикажу своим людям проткнуть вас, как старый мех с вином!
– Ну а если это правда? – съязвил в ответ сэр Малькольм. – Вы подлый вор, Жискар! Жаль, за кражу пьесы не предусмотрено наказаний, иначе вы давно болтались бы на виселице. – Он напыжился. – «Венецианского дожа» играет моя труппа! Славный Зальтер написал ее для меня и моих актеров. А вы теперь разъезжаете с этой пьесой, как… как лоточник! Даже название толком не изменили. «Венецианский собор»! – Он насмешливо рассмеялся. – Что за нелепица! Как будто собор играет там существенную роль…
Жискар отмахнулся:
– Звучит хорошо, а это главное. Тем более вы сами знаете: несколько погонь, схватки на шпагах, немного страданий… Собственно, пьесу можно играть повсюду.
– Ха, так вы признаете, что украли у нас пьесу?
Француз рассмеялся.
– Вы же сами минуту назад сказали, что нельзя говорить о краже в отношении пьесы. Стоит ей выйти из-под пера, она тут же становится общим достоянием. А теперь excusez-moi[12], – он попытался обойти Малькольма. – У нас еще репетиция. Уверен, «Венецианский собор», – он ставил ударение на каждом слове, выдерживая паузу, – уверен, эта пьеса возымеет громадный успех в «Виноградной лозе». А за нею и многие другие пьесы. Епископ предложил нам остаться на всю зиму в Бамберге.
– Епископ пригласил нас, только нас! Вы… лягушатник!
Долговязый сэр Малькольм был выше своего заклятого врага на целую голову. Словно ожившее пугало, он толкнул Жискара на землю, и тот театрально взвизгнул.
– Убивают! Караул! – заверещал он, схватившись за грудь, как будто его терзали невыносимые боли. – Друзья, спасите меня от этого гнусного убийцы!
Двое неотесанных молодчиков со шпагами наперевес кинулись на английского режиссера. Тот метался между столами, отбиваясь руками и ногами, и пытался спастись бегством.
– Надо помочь сэру Малькольму, – прошипел Матео. – Иначе они его заколют!
