Некоторое время братья хранили молчание. Потом Якоб осторожно попытался растопить лед.
– Слушай, я давно хотел поблагодарить тебя, – начал он тихо. – То, что ты взял Георга в подмастерья, просто…
– Забудь, – резко перебил его Бартоломей. – Мне не нужны твои благодарности. Георг – хороший помощник. Вкалывает за троих и позднее сам станет отличным палачом. – Он обернулся на Якоба и злорадно ухмыльнулся: – Может, даже здесь, в Бамберге.
– Здесь… – Якоб вытаращил глаза на младшего брата. – Собираешься уступить ему свое место? Дьявол, так мы не договаривались! Георг нужен мне в Шонгау. Когда его ученичество подойдет к концу и ему позволят вернуться на родину, он…
– Спроси у него сам, чего он хочет, – перебил его Бартоломей. – Может статься так, что лживый отец ему осточертел.
– Что ты рассказал ему обо мне? Господи, уж не…
Пронзительный крик всего в паре кварталов от них прервал спор. Якоб остановился и вопросительно взглянул на брата.
– Кто бы это мог быть? Не думаю, что твоя дохлая лошадь.
Поразмыслив секунду, Бартоломей выпустил оглобли тележки и побежал на крик. При этом он еще раз обернулся на Куизля:
– Вместо того чтобы драться с братом, я лучше поколочу пару висельников. Давай за мной!
Куизль поспешил следом. В несколько торопливых шагов братья добрались до небольшой, окруженной низенькими домами площади, посреди которой стоял старый колодец. Возле него съежился стражник, рядом на земле валялась алебарда. Фонарь на краю колодца давал мутный свет. Стражник зажал рот ладонью и в ужасе озирался. В конце концов он выудил из-под рваного плаща глиняную бутыль и щедро глотнул.
– А, всего-то пьяный сторож Маттиас, – разочарованно прохрипел Бартоломей и остановился. – Могли бы и не утруждаться. Видно, опять принял лишнего и теперь блюет прямо в колодец… Старик прежде был ландскнехтом, а теперь пьет так, что на ногах едва стоит. – Бартоломей покачал головой: – Просто стыдно, кого приходится держать в страже! Но сторожа, как и палачи, – ремесло неблагородное, мало кто туда пойдет.
Завидев на краю площади двух мужчин, Маттиас вздохнул с облегчением. Лицо у него было красное и все в прожилках. Казалось, даже с этого расстояния чувствовался запах перегара.
– Мил… милостивый Бартоломей! – Стражник неуверенно поднялся по краю колодца. – Вот уж не думал, что так рад буду встретить палача!
– Нагнал же ты на нас страху, Маттиас, – ответил Бартоломей. – Твой вопль до моего дома слышен был. Мы с братом тут же примчались, узнать, что стряслось. А это, оказывается, ты со своей треклятой сивухой… Убирайся прочь, или придется поставить тебя с утра у позорного столба на овощном рынке.
Маттиаса, похоже, ничуть не смутило то, что дом палача находился слишком далеко и уже поэтому заявление Бартоломея вызывало сомнения. Он пытался удержать равновесие, что в его состоянии давалось ему с явным трудом.
– Клянусь, я не пьян! – заявил стражник, вскинув трясущуюся правую руку. – Во всяком случае, не до такой степени, чтобы глаза меня обманули. И клянусь вам, я… я видел чудовище!
– Какое еще чудовище? – спросил Бартоломей.
– Ну, того, что людей жрет! Вот здесь, прямо предо мною!
Палач Бамберга закатил глаза:
– И ты туда же! Мало того, что суеверное бабье разносит эту чепуху!
– Но чудовище было здесь, честно! Только я собрался вздремнуть чуток у колодца, как зверюга выскакивает из того проулка. Останавливается, значит, и смотрит на меня, будто раздумывает, какой же я на вкус… Да, а потом, как целая вечность прошла, бежит себе дальше. Туда, в другой переулок!
Маттиас оживился. Свой рассказ он сопровождал размашистыми жестами и расхаживал, покачиваясь, из стороны в сторону. Потом неуверенно взглянул на палачей.
– Вы мне не верите, да? – спросил он тихо. – Считаете, что я напился вдрызг?
– И как же выглядело это… чудовище? – поинтересовался Куизль.
Он по опыту знал, что пьяным часто мерещилась всякая нечисть. В особенности когда их подстегивали собственные страхи.
– У него… была шерсть. Серая… нет, серебристая шерсть, – начал Маттиас, недоуменно взглянув на Куизля, словно бы только теперь его заметил. – Пасть у него страшная, с длинными острыми зубами! Сначала оно бежало на четвереньках, а потом, так неожиданно, встало прямо! – Стражник хлопнул себя по щекам. – Оно бежало, как человек. Клянусь, как обросший человек! Как… как оборотень!
