– Мне кажется, дядя не такой уж мужлан, за какого себя выдает, – произнесла она через некоторое время. – Да, он такой же хмурый, как отец, но есть в его глазах что-то доброе, печальное. Может, все дело в его кривой ноге? Между ними, наверное, что-нибудь произошло в прошлом. Возможно, отец дразнил младшего брата… Калекам всегда приходится терпеть насмешки.
– Твой отец вообще ничего не рассказывал про Бартоломея? – спросил Симон с любопытством. Он явно был рад сменить тему.
Магдалена покачала головой:
– Ничего. Словно у него вовсе не было брата. Должно быть, Бартоломей покинул Шонгау после того, как отец юнцом отправился на войну. В то время он, видимо, побывал разок в Бамберге. И только когда Георгу пришлось покинуть Шонгау и устраиваться где-то подмастерьем, они снова начали переписываться.
– А к чему бы эти постоянные намеки – мол, палачу в Бамберге живется особенно хорошо? – заметил Симон задумчиво. – И намек, что Бартоломей знает что-то насчет заброшенных домов… Черт, ну почему вам, Куизлям, из всего нужно тайну делать!
– Что бы здесь ни крылось, этот город видел лучшие времена. Да еще эти истории о кровожадном чудовище… – Магдалена вопросительно взглянула на Симона: – Ты в них веришь?
Симон фыркнул:
– Нет, конечно. Вспомни истории о так называемых ведьмах у нас в Шонгау – ничего, кроме дурацких суеверий. И все-таки…
Он помедлил и с тягостным видом посмотрел в окно. Ставни были приоткрыты, и в комнату сквозь густой туман лился бледный свет луны.
– …и все-таки мне нехорошо при мысли, что твой отец сейчас там бродит.
Магдалена тихо рассмеялась.
– Помни, что он там не один. Сразу два хмурых Куизля, я тебя умоляю!.. Будь я на месте чудовища, то поспешила бы убраться подальше.
Она прижалась к Симону и через несколько минут наконец заснула.
* * *
Не успели братья отойти от дома, как Якоб снова потерялся в тумане. Он хмуро шагал вслед за братом. Тот катил двухколесную, перепачканную кровью и грязью тележку, которую они взяли из сарая. Бартоломей, словно без всякой цели, то и дело сворачивал на перекрестках или выбирал переулки до того тесные, что едва проходила тележка. На темной улице его хромота была почти незаметна.
«Он научился уживаться с нею, – подумал Якоб. – Каких же усилий ему это стоило? Сколько насмешек пришлось стерпеть? Но, готов поклясться, он стал просто-таки матерым псом. Не ожидал я от него такого…»
– Ты, кажется, говорил, что лошадь у южного рва? – спросил он наконец; это были первые слова, произнесенные им с тех самых пор, как они вышли. – Почему мы просто не пошли от дома вдоль рва? Получилось бы короче.
– Чтобы стражники из тамошнего патруля пристали с глупыми вопросами? – Бартоломей пренебрежительно фыркнул. – Труп лежит там с самого утра, мне еще днем следовало забрать его. Но у меня были другие дела, потому я отправился за ним только сейчас.
– Ну да, чтобы стражники с утра пораньше не обнаружили тушу и не содрали с тебя крепкий штраф, – усмехнулся Куизль. – Теперь понятно… Что ж, табак того стоит.
Как и Куизль в Шонгау, Бартоломей, наряду со своим основным ремеслом, обязан был избавляться от нечистот и дохлых животных. Власти города придавали огромное значение тому, чтобы трупы вывозились как можно скорее, так как опасались эпидемий. Затем мертвые туши разделывал живодер, живший за городскими стенами. Но порою и эта грязная обязанность возлагалась на палача.
– Ты ведь не возле дома будешь с нее шкуру снимать? – поинтересовался Куизль, пока они шагали по туманным улочкам. – Во всяком случае, я не видал у тебя ни скребков, ни прочих инструментов. Да и вонь была бы страшенная.
– Советники такого не допускают. Так что придется вывезти тушу в Хауптсмоорвальд. Там у меня живодерня. Раньше неподалеку стоял роскошный охотничий дом с толпой челяди, которая всем этим и занималась. Но после войны это осталось в прошлом, и мне приходится выполнять грязную работу. Неблагодарная возня, хоть платили бы толком! – Бартоломей простонал и направил тележку по особенно узкому участку между кучами конского навоза и прочих нечистот. – Для начала отвезем лошадь ко мне в сарай, а утром посмотрим.
