— Тварь ведомых полей, — повторил тролль, — где тут людские обители?
Заяц поднялся и направился к троллю: вид у зверька был на редкость нелепый, ибо ковыляющий заяц был начисто лишен той грации, с которой зверек бегает, скачет и резвится, и передняя его часть казалась значительно ниже задней. Он сунул нос прямо в физиономию тролля, поводя глупыми усами.
— Покажи мне дорогу, — настаивал тролль.
Когда заяц убедился, что собаками тут и не пахнет, он более не возражал против расспросов тролля. Однако наречия Эльфландии зверек не понимал, потому он снова прилег на землю, и погрузился в размышления, не обращая внимания на речи тролля.
Наконец, тролль отчаялся получить ответ. Он подскочил в воздух, завопил во все горло: "Собаки!", и, покинув зайца, весело запрыгал прочь через лютики, выбирая направление, противоположное Эльфландии. И, хотя заяц не совсем понимал эльфийский язык, в пронзительном возгласе тролля: "Собаки!" прозвучало такое неистовство, что в помыслы зайца закрались некие подозрения, и очень скоро зверек покинул свое травяное пристанище, и вразвалку зашагал через луг, презрительно поглядев троллю вслед; но недалеко ушел он, ибо передвигался главным образом на трех лапах, заднюю лапу готовый в любой момент опустить, если поблизости и в самом деле окажутся псы. Вскорости заяц снова остановился, уселся, насторожил уши, оглядел лютики и глубоко задумался. Но прежде чем заяц бросил размышлять над тем, что же хотел сказать тролль, гость из Эльфландии был уже далеко: он скрылся из виду и начисто позабыл о своих словах.
Вскоре тролль увидел остроконечные крыши фермерского дома, что поднимались над изгородью. Казалось, крыши разглядывали пришлеца при помощи маленьких окошек, притулившихся под красными черепицами.
"Обитель людей", — догадался тролль. Однако некий эльфийский инстинкт подсказал ему, что не здесь следует искать принцессу Лиразель. И все же тролль подкрался поближе к хутору и уставился на кур. Но в этот миг чужака приметила собака, та, что никогда прежде не видела троллей; верный страж издал один только песий вопль изумленного негодования и, оставшееся дыхание задержав для погони, бросился вслед за троллем.
Тролль тотчас же запрыгал вверх-вниз над лютиками, словно одолжил быстроту у ласточки, словно несся вперед, оседлав нижние слои воздуха. Такая скорость оказалась для собаки внове, и пес помчался, огибая поле, всем телом подавшись вперед, открыв пасть, но не лая; и ветер прокатывался по собаке одной сплошной волною от носа до хвоста. В обход пес побежал в тщетной надежде перехватить тролля, что наискось скакал через поле. Однако очень скоро преследователь безнадежно отстал, тролль же забавлялся скоростью, долгими глотками вдыхая напоенный ароматами воздух над чашечками лютиков. Он и думать забыл о собаке, но не замедлил бега, собакою вдохновленного, ибо наслаждался быстротой. Так продолжалась эта странная погоня через поля: тролля гнала вперед радость, а пса — долг. Новизны ради тролль держал ноги вместе, перескакивая через цветы, приземлялся, не сгибая колен, падал вперед на ладони, переворачивался через голову, и, внезапно распрямив локти в кувырке, стрелой взвивался в воздух, продолжая вращаться на лету. Тролль проделал это несколько раз, к вящему негодованию собаки, которая прекрасно знала: так по ведомым нам полям передвигаться не полагается. Но, несмотря на все свое негодование, собака уже поняла, что этого тролля ей никогда не догнать, и в конце концов возвратилась на ферму, и встретила там хозяина, и подошла к нему, виляя хвостом. Столь усиленно виляла она хвостом, что селянин голову был готов дать на отсечение: пес сотворил что-то полезное. Пса потрепали по загривку; тем дело и кончилось.
Селянину и впрямь посчастливилось, что собака прогнала тролля прочь от хутора; ибо если бы тролль успел поведать скотине и птице хоть что-нибудь о чудесах Эльфландии, те бы утратили всякое почтение к Человеку, и никто более не стал бы считать селянина господином и повелителем, кроме его верного пса.
Тролль же весело поскакал дальше по чашечкам лютиков.
