Перед этим она возмущалась из-за того, что моего брата пустили в комнату, когда закрепляли вуаль невесты. Октавия справедливо ей возразила: дескать, с тем же успехом она могла бы надеть накидку в его присутствии. И потом, Клавдия выглядела не более обнаженной, нежели мумия. Длинную тунику, перехваченную поясом на талии, дополняла вуаль, прикрывающая остальное тело и верхнюю половину лица, точно у девственницы-весталки.
— Не беспокойся, — шептала Октавия. — Агриппа — один из лучших мужей в Египте. — Повернувшись к Марцелле, она прибавила: — Скоро и твой черед.
Та грустно кивнула.
— Ты не будешь тосковать без меня? — разволновалась невеста. — Если наскучат Помпеи, всегда можешь переехать к нам.
— И помешать вашим баням? — подмигнула сестра. — Нет, я нужна тете.
— Поцелуй ее от меня, хорошо? Скажи, что я буду любить ее, даже став матроной…
Невеста едва не расплакалась, и Марцелла обняла ее за талию.
— Конечно скажу.
Я заметила, как погрустнели глаза Октавии. После стольких лет разлуки она перестала быть для них матерью, потеряв дочерей точно так же, как и Горация потеряла Гайю.
Клавдия приподняла край туники, чтобы не оступиться, и показала нам пару ярко-красных сандалий. А затем подняла руки, давая нам полюбоваться на свой наряд.
— Красиво, — похвалил Александр.
— Не хуже египетских невест?
— Даже лучше, — солгал мой брат.
Из атрия доносились музыка и веселый смех — там разгоняли сумрак тысячи канделябров, а бассейн освещали плавучие лампы. В отличие от Египта здесь не устраивали особых праздничных шествий. Мы просто прошли за невестой к гранитному алтарю, доставленному рабами Октавии. Немногим ранее авгуры заклали овцу, чтобы еще раз назначить благоприятный день.
— Сколько людей! — смятенно проговорила Клавдия.
На торжественный вечер явились патриции со всего Рима.
— Это же очень важный брак, — ответила ей Октавия, сжимая руку дочери. — Случись что-нибудь с моим братом — и кто, по-твоему, займет его место? Марцелл еще слишком юн.
Агриппа приблизился к алтарю вместе с Октавианом и Юбой. Его восьмилетняя дочка Випсания встала справа, с любопытством поглядывая на свою мачеху.
— Девочке повезло, — шепнула Юлия, проследив за моим взглядом. — Клавдия не станет ее обижать.
В атрии стихли смех и разговоры. Сенаторы в лучших тогах начали подходить к алтарю и прислушиваться.
— Ubi tu es Agrippa, ego Claudia[36].
— Ubi tu es Claudia, ego Agrippa.
С этими словами полководец поднял вуаль невесты, и гости воскликнули:
— Feliciter![37]
— Это все? — недоверчиво произнес мой брат. — А сколько было приготовлений…
Юлия радостно захлопала в ладоши.
— Совершилось!
Под звуки флейт мы прошли в триклиний, где кушетки были задрапированы шафранным овечьим руном — под цвет наряда невесты. Я наклонилась понюхать цветы на высоком свадебном пироге, и тут Ливия весело бросила:
— Скоро твой черед.
Я резко выпрямилась.
— Катулл! — обратилась она к седому мужчине, стоявшему по соседству. — Знакомьтесь: это царевна Селена.
Его черные слезящиеся глаза были словно подернуты пеленой, а руки тряслись от какой-то старческой хвори. Сенатор поставил свой кубок и улыбнулся.
— Очень приятно.
— Прелестная девчушка, вы согласны? Ее мать принесла четверых детей и, пожалуй, могла бы родить еще больше.
Катулл поднял брови.
— Скажите-ка, — продолжала Ливия, — это правда, что вы искали себе жену?
Кровь отхлынула от моего лица. Охваченная ужасом, я не могла ни отвернуться, ни уклониться от этой беседы.
— Да, — медленно кивнул старик.
— Тогда, может быть, вам бы следовало провести время с нашей Селеной.
Мое сердце бешено заколотилось в груди.
Катулл нахмурился и осторожно поинтересовался:
— Зачем?
— Ну, поболтайте для начала о том о сем, — предложила Ливия.
— Думаешь, ему есть о чем говорить с ребенком?
Еще ни разу в жизни я не была так рада увидеть Юбу.
— Благодарю за заботу, — торопливо сказал Катулл, — но меня, кажется, кое-кто ждет.
Проводив его взглядом, супруга Цезаря уставилась мне в глаза и прошипела:
— Ты никогда не вернешься в Египет.
— С чего ты взяла, что ей это нужно? — осведомился нумидиец.
Ливия жестоко рассмеялась.
