Октавия повернулась к Юбе:
— Я хотела спросить у тебя совета по поводу статуи, но теперь, наверное, поздно?
— Сегодня я уже вряд ли высплюсь, — ответил он.
Вопли подгулявших гостей летели, должно быть, в самые уши Персефоны: сенаторы окликали друг друга во мраке и осыпали ругательствами небрежных рабов.
— Я купила подарок для дочери, — продолжала Октавия, — и хотела бы убедиться, что это не подделка.
По дороге я все размышляла, как бы поаккуратнее рассказать о приказе Ливии, но тут сестра Цезаря огляделась и произнесла:
— Где Галлия?
— Ушла, — сообщила я.
Октавия строго нахмурилась.
— С учителем Веррием?
— Нет. Ливия отослала ее проводить одного сенатора…
— Которого? — перебил меня Юба.
— Его зовут Гай.
Нумидиец переглянулся с госпожой.
— Боги мои! — прошептала та, положив ладонь на живот. — Когда же они ушли?
— Когда все заходили в дом посмотреть на брачное ложе…
— Мне известно, где его вилла, — выпалил Юба. — У подножия южного склона. Бегу.
— Погоди! — вырвалось у меня. — Я знаю короткий путь.
— Где?
— Сразу за храмом Кибелы.
— Через лес? — ахнула сестра Цезаря.
— Мы так сокращали дорогу в школу. Пока Юба не начал сопровождать нас.
Октавия посмотрела на него.
— Ты себе представляешь, где это?
— Никто не ходит через леса, — буркнул он.
— А мы ходили! Марцелл убедил Галлию, что так лучше. Я могу показать. Галлия не рискнет отправиться туда ночью, зато ты доберешься до места куда быстрее.
— Идите, — махнула рукой Октавия.
Нумидиец не стал возражать. Выхватив у солдата факел, он повел меня через пьяную толпу прямо к святилищу Кибелы.
— Ну, где это? Не вижу здесь никакой дороги.
Юба сунул мне факел, и я отыскала тропинку, которой пользовалась когда-то каждое утро.
Да, по утрам, но не глубокой ночью. Несмотря на всю неприязнь, я все-таки была рада быть в обществе нумидийца. Однажды он уже спас меня… Вспомнив ту злополучную ночь, я спросила:
— А вдруг ему вздумается напасть по дороге?
— Теперь, когда Палатин кишит солдатами?
У подножия он опять забрал факел, и мы побежали между домами. Багровый плащ моего спутника хлопал за спиной, а длинные волосы в ореоле лунного света даже придали нумидийцу определенную красоту. Юба остановился у двери, пред которой замерли семеро стражников, и обратился к первому из них:
— Сюда не входила рабыня?
— Тебя это не касается.
Солдат не успел и глазом моргнуть, как у его горла блеснул кинжал. Остальные в испуге отпрянули. Упавший в лужу факел зашипел и погас.
— Повторяю вопрос, — произнес нумидиец. — Меня послала сестра Цезаря. Она желает знать, не здесь ли царевна галльская, ее любимица?
Стражники медленно опустили мечи. Тот, кому пригрозили кинжалом, судорожно сглотнул.
— Да, здесь, — ответил он шепотом.
Мой спутник мигом бросился в дом; я побежала следом, отставая на несколько шагов. Юба распахивал двери с громкими криками:
— Гай Тацит!
Из комнаты, расположенной позади атрия, донесся шорох шагов; рабы попрятались за колоннами. Наконец перед нами возник хозяин — сбросивший тогу, оставшийся в самой легкой тунике.
— Юба, — осклабился он. — И маленькая царевна Египта, успевшая расцвести…
— Где она?
— Кто?
Нумидиец пересек комнату, и он тут же попятился.
— Ты про галльскую шлюху?
Из-за двери послышался стон. Юба ударил сенатора головой о стену, а я устремилась в комнату. Рабыня лежала, съежившись, на кушетке; ее нагая кожа, прикрытая разве что длинными волосами, мерцала при лунном свете, лившемся через открытые ставни. На меня уставились почерневшие глаза.
— Галлия! — крикнула я.
— Селена…
Она боролась, но проиграла.
Я поспешила дать ей свою накидку. Не было ни следа красивой туники, в которой Галлия пировала на свадьбе, ни чудесных кожаных туфель — подарка Октавии.
— Идем, — позвала я.
Вдруг нумидиец крикнул:
— Не выходите!
Послышались звуки борьбы. Помогая рабыне встать на ноги, я заметила, что у нее распухла лодыжка.
— Прости, — сорвалось у меня с языка. — Прости.
— Ты здесь ни при чем.
— Но я была там. Наблюдала, как Ливия отослала тебя.
— Кто же знал, что на уме у этого человека?
— Октавия знала! Она сразу послала Юбу, и если бы я рассказала раньше…
Снаружи все смолкло, и тут появился Юба.
