Первый из них встал с места и произнес свой вердикт о двух сотнях рабов.
— Виновны.
Я посмотрела на Цезаря. Его лицо представляло собой бесстрастную маску. Поднялся второй.
— Виновны.
Толпа негодующе загудела. Когда тот же вердикт прозвучал и в третий, и в четвертый раз, Юба предложил:
— Может, не стоит нам здесь оставаться?
— Марцелл, Тиберий, уходим, — резко бросил Октавиан.
Юлия возмутилась:
— Мы еще не услышали приговора!
— А если тебя здесь убьют? — оборвала ее Ливия. Среди публики нарастало возмущение. Вольноотпущенники принялись громко скандировать имя Красного Орла.
— Идем! — крикнул Цезарь. — Идем!
Преторианские стражники расчищали дорогу через Форум. Когда последний присяжный сказал: «Виновны», толпа обезумела. За нашими спинами разражался настоящий мятеж: с грохотом падали статуи, люди бросались на солдат. Рабы уже не нуждались в оружии. Достаточно было камней и огня. В нашу сторону хлынула целая волна разгневанных зрителей.
— Времена Спартака возвращаются! — воскликнула Ливия.
Октавиан подхватил ее под руку. Тут военные окружили нас плотным кольцом и устремились к выходу.
На Палатине нас уже встречала Октавия, выбежавшая в портик.
— Что случилось? — прокричала она.
— Виновны, — ответила Галлия, и сестра Цезаря побледнела.
— Все двести? Теперь их казнят? — Она посмотрела на брата.
— Таков приговор.
— Но ты же не думаешь…
Она осеклась под взглядом Октавиана. Мы все прошли на площадку, возведенную для наблюдений за скачками, и увидели дымный столб, поднимающийся над Форумом.
— Похоже, плебеи опять бунтуют, — заметил Тиберий.
Цезарь скрипнул зубами.
— Я им этого не спущу.
— Все зло — от рабов! — воскликнула Ливия. — Пора прибрать их к рукам! Может, пусть ходят в одежде одного и того же цвета? Или носят клейма?
— Треть населения Рима находится в рабстве, — заметил Юба. — Хотите, чтобы триста тысяч невольников издалека различали друг друга на улицах?
— Действительно, — выпятил губы Октавиан. — Клеймить их нельзя.
Я покосилась на Галлию, но ее лицо было совершенно непроницаемым.
— А если смягчить законы? — предложила Октавия.
— Это удержит рабов от насилия? — рявкнул Цезарь.
Его сестра отступила, еле сдерживая слезы.
— Да. Если в суде появится человек, защищающий их от несправедливых господ, это может помочь.
Октавиан бросил взгляд на племянника и внезапно спросил:
— А ты бы что сделал?
Это была проверка. Марцелл посмотрел на мать.
— Я бы уменьшил число рабов.
Тиберий фыркнул.
— И кто будет возделывать землю? Римляне больше не производят на свет детей. Мужчинам жаль лишних денег, а женщины опасаются за фигуру.
— Ты-то откуда знаешь? — засмеялся Марцелл.
— Я… я слушаю, — покраснел молодой человек.
— Это правда, — негромко сказала Октавия. Дымный столб за ее спиной заметно вырос. — Римлянки не желают портить фигуру.
Цезарь стиснул челюсти.
— Может, пора их как-то поощрить?
— Например? — задохнулся Тиберий. — Устроить праздник совокупления?
Увидев глаза Октавиана, он мгновенно умолк.
— Денежные вознаграждения, — пояснил Агриппа.
— За каждого ребенка? — воскликнул Марцелл.
— Риму несдобровать, когда рабы превзойдут нас числом, — мрачно предрек Цезарь.
— Значит, пора снести Молочную колонну, — подал голос его приемыш. — Все эти дети вырастают в неволе. Представьте, если они взбунтуются…
— Настоящее испытание будет завтра, — предупредил Агриппа.
Больше он не прибавил ни слова, однако на следующее утро, когда Галлия с Юбой сопровождали нас в школу, я все поняла.
Юлия прикрыла рот ладошкой, а Галлия кое-как подавила улыбку.
— Невероятно, — сказал Тиберий.
У каждой храмовой двери, на всех перекрестках толпились люди, желавшие прочитать воззвание. Красный Орел и его товарищи приколотили свиток даже на входе в святилище Венеры Родительницы. Нумидиец только зубами скрипел. При виде его плебеи проворно сорвали одно из воззваний. Юба схватил второе.
— Не понимаю, — подал голос мой брат. — Почему жрецы это терпят?
— Боятся разгневать народ, — прошептала Юлия. — И потом, с воззвания наверняка уже сделаны копии.
Нумидиец вернулся к нам со смятым папирусом.
— Что там? — полюбопытствовал Марцелл.
