Публика заворчала. Сидевшие впереди на деревянных скамьях присяжные покачали головами.
— Пора наконец преподать урок, — торопливо продолжил защитник. — Около тридцати пяти лет назад точно такое же слушание закончилось казнью четырехсот рабов. В то время присяжные понимали, насколько необходимо донести до людей послание. Никто не дерзнет поднять руку на хозяина, зная, что будут наказаны все. И теперь это нужно решительно пресечь. Иначе кто будет следующим? Вы? — Его палец указал на пожилого мужчину, сидевшего на скамье, чья шея сгибалась под тяжестью золотых цепочек. — Или вы? — воскликнул он, глядя на молодого человека, облаченного в toga judex. — Забудьте все, что вам тут рассказывали. Да, нескольким юным рабам придется погибнуть. Но разве их жизни важнее вашей? Важнее, чем жизни ваших жен и детей?
Защитник сошел с помоста под неотрывным восхищенным взглядом Юлии.
— Что теперь? — прошептала она.
— Это все, — ответил Тиберий.
— И никаких обсуждений? — удивился Марцелл.
Зрители начали расходиться, и Юба тоже тронулся к дверям, обронив:
— До завтра — никаких.
— Сколько же дней протянется слушание? — осведомилась Юлия.
— Столько, сколько потребуется.
Девушка рассердилась:
— Что же нам целый месяц сюда ходить? Или два?
— Вряд ли, — сказал Тиберий. — Суды закрываются в ноябре-декабре.
— А кто решает, когда конец разбирательству?
— Присяжные, — подала голос Галлия. До сих пор она не проронила ни слова. Теперь же тихо прибавила: — Жаль бедных детей.
Назавтра никто не сетовал по дороге к Форуму. Даже Юлию и Александра судьба двух сотен рабов занимала сильнее, нежели скачки. Даже на улицах толковали про это слушание, и мне показалось, что людей возмущало не убийство, а ожидаемый приговор.
— Пятьдесят три ребенка, — возмущалась какая-то женщина из толпы. — Это несправедливо.
Хотя на место мы прибыли в то же время, что и накануне, слухи уже облетели Рим: помост и скамьи присяжных окружала тысячная толпа.
— Смотрите, как люди рассержены! — вырвалось у меня. — Теперь присяжные просто обязаны оправдать невиновных!
— Ничего они не обязаны, — возразил Юба, сопровождая нас к местам за помостом, предназначенным для почетных гостей. На сей раз понаблюдать за разбирательством явились несколько сенаторов. — Присяжные выносят вердикт, основываясь на справедливости (как они ее себе представляют), а не на мнениях разъяренной толпы.
— Значит, и ты согласен? — воскликнула я.
Нумидиец посмотрел на несчастных рабов, скованных железными кандалами. Поймав его взгляд, одна маленькая девочка с каштановыми волосами доверчиво улыбнулась.
— Я — за порядок.
Адвокат Гая Фабия уже стоял на помосте и громко стучал кулаком по дереву.
— Хотите увидеть убийцу? — воскликнул он. Зрители зашумели. — Вот он!
Стражники вывели вперед юношу, стоявшего отдельно от прочих.
— Это тот самый, которого Фабий бил возле храма? — спросила я, наклонившись к Юлии.
— Откуда мне знать? Галлы все на одно лицо.
Услышав эти слова, Галлия покачала головой. Между тем адвокат выбросил над головой кулак.
— Вот раб, ответственный за убийство, и он даже не отрицает этого! — прокричал выступающий. — Кто из вас думает, что мальчишка четырнадцати лет не мог совершить это в одиночку? Удавить своего господина, нанести господину множество ран и потом утопить его тело в бассейне атрия?
Многие зрители стали качать головами. Обвиняемый потупил взгляд. Как и тот юный раб из кухни, он понимал, что уже обречен. Адвокат испустил выразительный вздох.
— Кто из вас полагает, будто рабы слепы и глухи?
В толпе раздались смешки, и у меня неприятно скрутило живот.
— Значит, вы не поверите, что никто ничего не слышал во время убийства? Никто ничего и не заподозрил? Никто не заметил, как этот безродный тащил мертвое тело из комнаты в атрий? Значит, были свидетели, — убежденно заявил он. — И мы научим их римскому праву!
Окончив речь, адвокат покинул помост с видом человека, не сомневающегося в победе.
Защитник рабов Фабия, напротив, выглядел жалко еще до того, как раскрыл рот. Его худые плечи ссутулились под тяжестью тоги; казалось, дневная жара выжала из него последние силы.
