— Значит, вот почему он до сих пор вместе с Ливией?
Юлия посмотрела на меня, очевидно пораженная этой мыслью.
— Да. Пожалуй. Уж точно не ради детей.
— Но ведь она родила Тиберия и Друза.
— От первого мужа, — процедила моя спутница. — Впрочем, и у отца от прошлого брака осталась я. Вывод ясен, не так ли?
На моем лбу появилась морщина.
— Их прокляли! Октавиан бросил маму в день моего рождения ради Ливии, в то время уже беременной и замужней. Оставленного супруга сделали посаженным отцом невесты на свадьбе, представляешь? — возмущенно прошипела Юлия, словно вела речь не о родном человеке. — А впрочем, понятно, что его к ней привлекло. Марк Антоний часто высмеивал моего отца в Сенате, называл безродным и внуком плебея.
Представив, как папа произносит подобные слова, я мысленно насладилась гневом Октавиана и даже исполнилась гордости.
— Отцу, несмотря на всю его власть, не хватало происхождения, ну а Ливия происходит из старинного рода Клавдиев. Только знаешь ли, чем ознаменовался первый же год их совместной жизни?
Я мотнула головой. Лучи рассвета окутали храм Юпитера нежно-розовой дымкой, окрасив кожу моей собеседницы нежным румянцем. Наверное, это самая красивая девушка в Риме, подумалось мне, и тут она злобно сощурила глаза.
— Хижина Ромула сгорела дотла. Статуя Виртуса[18] пала ниц. Потом Ливия принесла мертворожденного, и больше детей у них не было.
Мертворожденный после двух совершенно здоровых сыновей? И впрямь подозрительно.
— А Терентилла?
— Они никогда не поженятся, — отрезала Юлия. — Ливия обо всем позаботилась. Она сама ткет ему тоги и варит бодрящие напитки.
— Разве для этого не держат рабов?
Девушка улыбнулась.
— Конечно держат. Но ни одному рабу на свете отец не доверится так же, как Ливии. А что такое Терентилла? — прибавила она с грубой прямотой. — Смазливая актриса, у которой один театр на уме.
Перед нами открылась деревянная дверь на Форуме, и Галлия провела нас в маленькую комнатку.
— Это здесь? — с беспокойством спросила я.
— Школа, — вздохнула Юлия.
Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядела сидящего за письменным столом человека в аккуратно задрапированной тоге, с такими же светлыми, как у Марцелла, волосами, но более темным оттенком глаз. Мне представлялось, что мужчина окажется намного старше Галлии, но ему едва исполнилось тридцать. При виде нашей провожатой он встал.
— Учитель Веррий, — улыбнулась она.
Тот подошел и, любезно взяв рабыню за руку, обменялся с ней чуть более долгим, нежели полагалось, поцелуем.
— Доброе утро, Галлия, — произнес он по-гречески. — А это, должно быть, египетские царевич и царевна.
— Да, господин Александр и госпожа Селена, — ответила та, к моему изумлению, на эллинском наречии. — Они обучались в Мусейоне. Госпожа Октавия говорит, что царевна одарена в искусстве.
Учитель Веррий посмотрел на меня.
— В каком же?
— Интересуюсь архитектурой, — ответила я. — Зданиями, городами.
— Ну а царевич?
Я замялась, а Марцелл рассмеялся и пояснил по-гречески:
— Александр играет на скачках и потрясающе режется в кости.
Между бровями учителя появилась морщинка. Юлия хихикнула.
— Что смешного в том, чтобы праздно растрачивать время? — едко вставил Тиберий.
— Ничего. Как и в зазнайстве, — парировала она, и шея молодого человека побагровела, потом запунцовели щеки.
Не обращая внимания на их привычную перепалку, учитель Веррий заговорил со мной:
— Надеюсь, в Муcейоне ты изучала Вергилия?
— А еще Овидия, и Гомера, и афинских трагиков.
Он просто расцвел от удовольствия.
— Тогда с радостью говорю тебе: добро пожаловать в школу.
С этими словами он покосился на Юлию и Марцелла.
Интересно: если бы не их высокое положение на Палатине, какой прием ожидал бы здесь эту парочку? Галлия ушла, попрощавшись, а мы заняли отдельные столики, на каждом из которых лежала восковая табличка и стиль[19].
— На каком языке нас будут учить? — спросил мой брат.
— Как сказал Цицерон, за добродетелью нужно обращаться к соплеменникам, а вот культуру искать лучше у греков.
Мы с Александром переглянулись, и я заметила в уголках его рта улыбку. Стало быть, все, что от нас здесь потребуется, — это выучить язык собственных предков? То есть почти ничего.
