В храме Иcиды всегда есть надежда. Египет потерян лишь до тех пор, покуда Луна и Солнце томятся в плену. Пусть явится Солнце, и мы подготовим новый восход Луны.
Смысл краткого, написанного иероглифами послания был ясен как белый день. Если только я проберусь в храм Иcиды, верховный жрец придумает способ вернуть нас в Александрию. Перед глазами снова встал храм Юпитера, в котором теснили друг друга сотни сенаторов, хохочущих, пьяных, орущих: «Io triumfe!» Если вся эта братия приглашена сегодня на виллу к Октавиану, пожалуй, мне и удастся как-нибудь улизнуть. Разумеется, в одиночку. Если мы с Александром оба исчезнем, быстро поднимется шум, а нужно еще успеть переговорить со жрецом. И потом, брат ни за что не одобрил бы моего решения…
Захлопнув альбом, я дождалась возвращения Галлии, а потом как бы ненароком спросила:
— Скажи-ка, нет ли в Риме храма Исиды?
Та смерила меня очень долгим взглядом, потом собрала мои волосы в пучок, прикрыла их париком и ответила:
— Есть, на Марсовом поле. Это за городскими стенами. Но лучше туда не ходить, — предостерегла она. — Хозяйка этого не одобрит.
— Почему?
Рабыня изящно повела плечом.
— Хозяйка поклоняется римским богам. Иноземные для нее — ничто, пустой звук.
— Значит, когда ты попала в Рим, — тихо спросила я, — то утратила веру предков?
Галлия презрительно фыркнула.
— Веру нельзя утратить. Римляне могут разбить наши статуи, — прошептала она, — могут заменить их изваяниями Юпитера и Аполлона; боги останутся здесь. — Галлия прикоснулась к моей груди. — И здесь. — Она указала в пустое пространство между нами. — Артио[14] вечно будет хранить меня.
В купальню вошла Октавия, за ней проскользнули Александр и Марцелл в церемониальных передниках и венцах фараонов.
— Ну что? — улыбнулся Марцелл. — Похож я на египтянина?
На его шее сверкал ослепительный золотой воротник.
— Откуда?.. — воскликнула я, вскочив со стула.
— Дядя прислал из Александрии. Это сделано специально для меня.
Я пригляделась к воротнику, испещренному серебряными иероглифами, и прочитала сбоку имя представителя девятнадцатой династии фараонов.
— Ты уверен, что не надел украшение мертвеца?
Октавия в ужасе прикрыла рот ладонью.
— Если он из гробницы…
— Твой брат никогда не полезет в чужую гробницу: испугается карающей молнии, — возразил Марцелл. — Его чертог сверху донизу весь забит амулетами. Думаешь, дядя станет рыться в проклятых песках?
— Не станет, — легко согласилась Октавия.
Я в этом сомневалась. Люди Цезаря могли выдать краденое за искусную подделку, чтобы избавить себя от лишних забот. Да и в конце концов, разве Октавиан не снял кольцо с холодного пальца Александра Македонского?
Марцелл, хитро подмигнув, прибавил:
— Такая хорошая вещь не могла быть сделана тысячу лет назад. Готовы?
Он взял меня под руку. Брат последовал за нами.
— Значит, в Риме вот так представляют себе египтян? — уточнила я. — В церемониальных передниках и нагрудных украшениях?
— А еще в золотых венцах и браслетах, — подхватил племянник Цезаря.
Александр вытянул перед собой немес — льняную головную повязку с голубыми и золотыми полосками.
— Такого у нас лет триста уже никто не носит.
— Ну, древние обычаи время от времени возвращаются, — предупредил Марцелл.
И что же? Сотни сенаторов, собравшихся на вилле Октавиана, были в похожих коронах! Да еще и с дутыми блестящими браслетами на руках. Что касается дам, то они напялили на запястья золотых змеек, а на головы — короткие черные парики ровно до подбородка. Вопреки заявлению Октавиана о том, что римлянам надлежит одеваться по-римски, все были рады подражать египтянам и египтянкам — хотя бы ради шутки и в честь сегодняшнего триумфа.
— Юлия! — радостно крикнул наш спутник.
Девушка подошла к нам через сад, уставленный обеденными кушетками и столами, и я услышала восхищенный вздох Марцелла. Солнечные лучи просвечивали сквозь ее длинный белый хитон. «Вот погоди, застанет тебя отец в таком виде», — мысленно позлорадствовала я.
— Ты просто египетская царевна, — промолвил племянник Цезаря. — Правда, Селена?
Юлия впилась в меня темными сверкающими очами.
