Тем временем племянник Цезаря продолжал:
— Все-таки есть в его поступках нечто благородное. Ведь если бы не каприз Фортуны, мы тоже не родились бы на Палатине. Жили бы где-нибудь в Субуре, спали бы с крысами и попрошайничали на улицах. Или, подобно Галлии, нас бы продали в рабство.
Александр подался вперед:
— А разве она родилась свободной?
— Конечно. Ее отец — Верцингеторикс.
— Галльская царевна! — ахнула я.
Марцелл кивнул.
— Маленькой девочкой она прибыла в Рим в цепях. Через несколько лет ее отца провезли напоказ во время триумфа Цезаря, а потом казнили. — Увидев мой взгляд, он поспешил добавить: — С египетской царицей так бы не поступили. Верцингеторикс был предводителем галлов и варваром. Мама рассказывала, что Галлия первое время не знала ни греческого, ни латыни.
— Значит, ей уже далеко за двадцать.
— Да, около тридцати.
Мой брат помолчал, а потом спросил:
— Почему твой дядя не превратил нас в рабов?
— В ваших жилах — кровь Александра Македонского. Ваш отец был римским гражданином.
— А отец Юбы не был, — заметила я.
— Это верно. Он происходит из рода воина Массиниссы. Думаю, дядя ужасно рад, что не сделал его рабом. При Акции Юба спас ему жизнь — в те долгие дни перед великой битвой, пока мы не знали, кто победит.
В те долгие дни перед битвой, пока мы надеялись, что Египет будет спасен.
В комнате повисло неловкое молчание.
Марцелл прокашлялся.
— Видел твой александрийский пейзаж. Ты очень одаренная девушка.
— Посмотрел бы ты на ее другие рисунки, — вставил Александр. — Покажи ему, Селена.
Я скрестила руки на груди.
— У нее есть альбом из кожи, — пояснил мой брат. — Такого ты даже в руках не держал. Ну давай, сестричка, — вкрадчиво попросил он.
Под взглядом золотоволосого Аполлона я подошла к сундуку, стоявшему в углу комнаты, и достала подарок матери. Марцелл округлил глаза при виде альбома и восхищенно выдохнул:
— Что это?
— Телячья кожа, — сказал Александр.
— Все сделано из нее? — изумился юноша, листая страницы. Трудно сказать, что именно произвело на него подобное впечатление: сами рисунки или то, на чем они были выполнены. — Я и вправду ни разу такого не видел, — признался он. — Где ты это взяла?
— Из пергамской библиотеки, в Акрополе, — ответил мой брат.
— А, величайшая библиотека в мире!
— Вторая по величине, — поправил его Александр. — Когда наш род перестал снабжать Пергам папирусом, тамошние жители научились выделывать книги из кожи телят.
— Книги… — благоговейно повторил Марцелл.
— В Пергаме их двести тысяч, и все достались нашей матери в дар от папы. Она читала их — по одной за ночь.
Брат посмотрел на меня, и я догадалась: он вспоминает седьмой день рождения, когда нам позволили выбрать себе что-нибудь из пергамской библиотеки. Александру понравилась книга о лошадях, а мне приглянулся чистый альбом для рисунков…
Я отвела глаза, и племянник Цезаря тихо проговорил:
— Клеопатра была необыкновенной женщиной.
— Да, — в тон ему отозвался мой брат.
В коридоре послышались негромкие шаги. Наш гость поднялся.
— Это мама, — сказал он, возвращая альбом.
Дверь отворилась. В проеме возникло лицо Октавии рядом с масляным светильником.
— Марцелл, что ты делаешь? — резко спросила она.
— Иду спать, — озорно ухмыльнулся он и, чмокнув мать в щеку, пообещал нам: — Утром увидимся.
Октавия дождалась его ухода и неторопливо поставила светильник на стол.
Мы забрались на кушетки. Что дальше? Несмотря на жару, я натянула на себя тонкое льняное одеяло. Сестра Цезаря подошла и села на край моей кушетки. Вдохнув, я уловила слабый лавандовый аромат, исходивший от ее кожи. Мама душилась только жасмином.
— Как прошел день? — спросила Октавия.
Недоуменно переглянувшись с братом, я честно призналась:
— Утомительно.
— Завтра будет еще тяжелее, — предупредила она. — Я помогу вам подготовиться для триумфального шествия. Правда, оно продлится всего один день.
— Я думала, три.
— Верно, но ваше участие потребуется только завтра. Утром к вам в комнату принесут наряды. Вы в них оденетесь и проедете вслед за Цезарем на деревянном плотике. Да, от цепей отказаться не получилось, но вот заковывать вам шеи я не позволю. Это для рабов.
