— Туллия! — закричал мужчина, и я уже не сомневалась, что это несчастный отец.
Солдаты быстро поставили девушку на ноги. Центурион зарычал и бросился к тучному человеку в мехах.
— Я убью тебя!
Охрана едва успела его оттащить.
— Пусть решают присяжные! — умолял защитник.
— Они подкуплены! — прокричал отец. — Их кошельки скоро лопнут от золота этого негодяя!
— Осторожнее со словами, — пригрозил Аквила, оправляя дорогую накидку. — От надоевшей рабыни очень легко избавиться.
Мужчины впились глазами друг в друга, и центурион прошипел:
— Это ты будь поосторожнее. Даже мерзавцы порой ложатся спать.
Не дожидаясь, пока свершится насилие, военные снова бросились разнимать их. Грязь так и брызнула из-под башмаков, подкованных крепким железом.
Неожиданно Юлия заявила:
— Завтра придем опять.
— Тебе не понравится, — предупредила Галлия. — Присяжные куплены.
— Откуда ты знаешь?
— Видела эти лица? Слышала, чьим шуткам они усмехались?
— Адвоката Аквилы, — шепотом проговорила девушка. — Но это нечестно!
Галлия развела руками.
— Глупо ждать, что в корзинке сгниет лишь одна груша. Рабство — зараза, и от нее пострадают все.
Поход за покупками не отнял у нас много времени. С неба хлестали тяжелые серые струи воды. Добежав до лавки шелков, мы переждали дождь у жаровни, вырезанной из сандалового дерева. В благодарность за гостеприимство Юлия приобрела у хозяина несколько дорогих отрезов, а счет велела послать Августу.
Вечером в триклинии девушка всем рассказала о деле, свидетелями которого мы оказались. Когда она упомянула подкупленных присяжных, Октавия недовольно прищелкнула языком.
— Это римляне из уважаемых патрицианских семей.
— Я только повторяю слова защитника.
— Странно, — поддакнул Витрувий, — что господин ожидал пятнадцать лет, прежде чем заявить свои якобы законные права на одну из красивейших девушек Рима. Так ли уж добропорядочны все члены патрицианских семей?
— Может, нам стоит пойти, — предложил Агриппа и посмотрел на свою жену.
— Дождь не так уж и страшен, — ответила Клавдия. — Оденемся потеплее. Что, если наше присутствие вдохновит присяжных решить дело по совести?
Меня удивила ее наивность. Разве может чье-то присутствие говорить громче золота? И потом, Агриппа придет однажды… ну, дважды, надолго ли хватит его внимания? И как он поступит, если Туллию все же объявят рабыней Аквилы? Октавия упомянула, что присяжные происходят из почтенных семей. Обвинить их в продажности — очень серьезный шаг.
Вечером, прежде чем брат погасил светильник, я повернулась на бок и посмотрела ему в глаза.
— Грязная система, ты не находишь?
— В Египте было не чище. Разве есть лучший выход?
— Может быть, если отменят рабство…
Александр невесело рассмеялся.
— Думаешь, патриции позволят, чтобы поля, на которых они наживаются, возделывались за плату?
— А что такого? Они достаточно богаты.
— Сенаторы не допустят подобного. Даже если Август их подкупит — кто согласится рискнуть жизнью? И потом, рабы нужны не только патрициям. Плебеи тоже взбунтуются. В конце концов, это ничего не даст. Хозяева просто-напросто запретят рабам уходить под страхом тяжелого наказания или смерти, а слушания в суде могут затянуться отныне до следующих сатурналий, пока не найдется законник, готовый покарать убийцу хотя и бывшего, но раба.
Я помолчала, злясь про себя на его правоту.
— Ладно. Завтра идешь вместе с нами?
Брат неуверенно замялся.
— Вергилий читает…
— Значит, ты лучше пойдешь развлекаться, в то время как на Форуме решается человеческая судьба? — Я села на кушетке. — Стоит Вергилию появиться в триклинии, вы с Луцием ловите каждое его слово. Что вы в нем нашли? Обычный Ганимед.
— Не надо так, — возразил Александр.
— А что, неправда?
— Правда. Но он так пишет о страсти между мужчинами, что даже ты, Селена, могла бы переменить свои мысли.
Я уставилась на него.
— Скажи, ты ведь не влюбился в Луция?
Брат покраснел.
— В мужчину? — воскликнула я.
— Мы ничего такого не делали, — защищаясь, проговорил он. — Просто целовались.
У меня округлились глаза. Александр Македонский, тезка моего брата, побывал в постели со многими из своих солдат; Гефестиона он даже считал своей самой большой любовью. И все-таки у него были жена и наследник.
