— А этот несчастный? Он тоже заслужил смерть?
Поллион ненадолго задумался и хитро ответил:
— Нет, раз перед его глазами такой пример.
А я-то считала его последним глупцом.
— Вы очень добры, господин, — проговорил старик, весь дрожа от пережитого страха.
Вид у него был самый жалкий. Октавия отвернулась.
— Да, господин Поллион чрезвычайно добр, — подхватил Цезарь. — Настолько, что нынче же вечером отпускает тебя на свободу.
Горация ахнула. Торговцу хватило благоразумия молча склонить голову, подтверждая слова Октавиана.
На следующее утро на каждой храмовой двери, по всему Капри висели воззвания Красного Орла, восхваляющие поступок Цезаря.
Ближайшие полмесяца все только об этом и говорили. Красный Орел снова появился из тени! Видимо, посчитал, что со дня распятия того юноши с кухни прошло достаточно времени. Да, но где он скрывается? И откуда узнал о произошедшем?
— Наверное, это кто-нибудь из клана Поллиона, — предположил Марцелл, болтая ногами в бассейне.
Наша четверка дружно грелась и сохла на солнышке. В отличие от Рима здесь нам с Юлией дозволялось купаться — правда, только на вилле, где посторонний взгляд не мог увидеть нас в нагрудных и набедренных повязках.
— Или кто угодно, узнавший о случившемся, — заметил мой брат.
С того дня, как Поллион выпустил на свободу раба, любопытные приезжали на Капри даже из самих Помпей, чтобы разведать подробности. На другом конце бассейна плескалась Випсания, совершенно голая. Впрочем, нам-то с Юлией уже было что прикрывать. Я заметила, что Марцелл наблюдает за нами с каким-то новым интересом — в особенности за дочерью Цезаря, чья намокшая повязка столь соблазнительно липла к груди. Меня так и подмывало раздвинуть эту парочку, бесцеремонно усевшись посередине.
— Если человек был на той самой вилле, — рассудила Юлия, — он должен быть очень богат. Поллион не принимает кого попало.
— Зато у него немало рабов, — возразила я.
Александр нахмурился.
— Не верится, чтобы раб начал превозносить Октавиана.
Мы гадали целое лето; под подозрением оказались даже Агриппа и Юба. Однако на острове больше не появилось ни одного воззвания, и преторианцы, поставленные у каждой храмовой двери, убивали ночи за игрой в кости либо наблюдая, как охотятся за добычей косматые совы. К концу августа Цезарь объявил о награде в пять тысяч денариев за сведения, которые помогли бы поймать мятежника.
— А не догадываешься, кто это? — спросила я у Витрувия.
Мы сидели в библиотеке над окончательными планами Аполлонова храма, внутри которого уже разместили любимые книги Октавиана. Через несколько дней, когда мы вернемся в душный Рим, предстояло завершить отделку и освятить здание.
— Если б я знал, — ответил наставник, — был бы уже на пять тысяч богаче. А теперь давай поищем измерения для лестничной площадки.
— А мозаика будет? — жадно спросила я.
Архитектор улыбнулся.
— Да, в том числе одна — по твоему эскизу.
У меня вырвался восторженный крик. До сих пор почти целый год Витрувий отвергал все мои эскизы — мозаики для мавзолея и колонны для Пантеона Агриппы, и вот наконец-то первое признание!
— Рано торжествуешь, — предупредил архитектор. — Работу нужно закончить до наступления октября. И каждая плитка должна быть положена под твоим личным надзором.
Мне было все равно, сколько придется работать или как рано вставать по ночам, чтобы успеть и на стройку, и в школу. Но когда я поделилась радостью с братом, он изумленно поднял глаза от дорожного сундука, в который укладывал вещи.
— И тебе это надо?
— Само собой. Почему нет?
— Потому что в Риме не продохнуть от зноя. Какая уж тут работа?
— Я легче твоего переношу жару. И потом, мозаику кладут рано утром.
— Мне не понять, — проговорил он завистливо, закрывая сундук. — Такое под силу только тебе и Октавиану. Мама бы точно не вынесла.
И опустился рядом со мной на кушетку.
Два года назад у нас были родители. Птолемей бегал по коридорам дворца, спасаясь от Хармион, грозившейся ущипнуть его за ушко. Тогда еще оставалась надежда на победу Египта. Но все это в прошлом, и кто ответит, увидим ли мы когда-нибудь родину.
— По-твоему, если Цезарь откажется возвращать нас в Египет, как он поступит?
