— Насчет вчерашнего.
— Знаешь, — сказал Майк, — я не обязан сидеть здесь и выслушивать нотации недоучившейся соплячки…
— Я не собираюсь читать тебе нотацию. — Я смотрела на него спокойно и невозмутимо. Твои колкости меня не задевают, Померой.
— Не собираешься? — озадаченно спросила Колин.
— Вы оба взрослые люди, профессионалы своего дела. — Это была почти правда. — Не мне решать, как вам следует себя вести. — Я посмотрела на Колин. — И если ты собираешься критиковать его за то, что он груб и тебе не за что его уважать… — О, как я была с ней солидарна! Я повернулась к Майку: — А ты считаешь, что она абсолютно неспособна выполнять эту работу… — Я пожала плечами. — Кто я такая, чтобы пытаться заставить вас думать иначе? Это ваше личное дело. Тут я умываю руки.
Они посмотрели на меня, потом друг на друга. И снова на меня. Я безмятежно улыбнулась.
— Отлично поговорили, — сказала я. — Ладно, шоу начинается через несколько минут, так что… — И я с энтузиазмом показала им большой палец.
Они только этого и ждали. Оба моих ведущих выглядели так, будто вот-вот лопнут от злости.
Я вернулась в аппаратную, и Ленни меня поздравил.
— Все утряслось?
— Ну, — сказала я, глупо улыбаясь, — еще как!
Программа началась, и первые несколько минут казалось, что все идет как обычно. Но я-то чувствовала, что скоро разразится гроза. Несколько раз Колин закусывала губу. А Майк бросал на нее едва заметный пренебрежительный взгляд. Мы вели передачу из студии, оборудованной в виде гостиной, и именно эту обстановку Майк больше всего ненавидел, поскольку она из давала ему забыть о том, в какой программе он работает. И сегодня мне казалось, что это к лучшему.
— Смотрите далее в нашей программе, — сказала Колин. — Мы поговорим с людьми, которые успешно прошли курс омолаживания. — Она взглянула на Майка. — Думаю, Майк может почерпнуть кое-что для себя интересное.
Майк вперился в нее взглядом.
— Мне лично интересно, существуют ли омолаживающие программы для злобных экс-королев красоты с гипертрофированным самомнением. И если нет, то когда можно этого ожидать?
Их улыбки сделались даже шире, чем обычно.
— Далее после новостей о местных пробках, — сказала Колин.
Ленни повернулся ко мне.
— Я думал, ты сказала…
— М-м-м-м… — Я сложила руки домиком, чтобы скрыть усмешку.
После перерыва они начали рассказывать о новых тенденциях в дизайне интерьера.
— Вау, — сказал Майк. — Какие жуткие обои!
Телеоператор хихикнул.
— Ты абсолютно прав, — сказала Колин. Режиссер сюжета, стоявший рядом с камерой, чуть не задохнулся от возмущения. — Вообще-то расцветкой они напоминают твой галстук.
Майк потрогал галстук.
— Это Маринелла. Лучший галстук в мире. Думаю, он стоит дороже, чем три твоих последних ботокса.
Ленни помахал Мерву, чтобы тот давал титры.
— Нет, — сказала я. — Продолжаем.
— Бекки! — закричал Ленни. — Они же вот-вот подерутся!
— Ты так думаешь? — с надеждой спросила я. Колин в прошлом году занималась боевыми искусствами. Если Майку Померою поставят фингал под глазом в прямом эфире…
В аппаратной замигал телефон.
— О, — сказала я, — это наверняка наш распрекрасный мистер Барнс. — Я сняла трубку. Ага, я была права. — Джерри, — сказала я, — клянусь, я не знаю, что происходит. Да, я с ними говорила. С обоими. Очень серьезно.
Пока Джерри кричал мне что-то в трубку, я смотрела на Ленни и улыбалась.
— Итак, я полагаю, единственный выход — пустить титры. Не знаю, есть ли особый смысл в чем-либо более радикальном., сами понимаете, учитывая…
— Учитывая то, что тебе осталось здесь совсем недолго? — спросил Джерри, — Что происходит? У меня впечатление, будто ты нарочно это устроила.
Нет. Не нарочно. Но в утренних передачах могло бы быть побольше драйва.
* * *
Я встретилась с Ленни в кафе, чтобы объяснить ему — как он выразился — что, черт возьми, происходит. Я достала свои записи.
— В первый день, — сказала я, указывая ему на цифры. — был всего-навсего крошечный рост. Едва заметный. И это могла быть простая случайность, поэтому я решила все повторить и посмотреть, что получится.
Он следил за мной поверх кофейной чашки.
— Утреннее телевидение как поле для эксперимента?
