Но стоило только Соноко сказать: «Ну давай, рассказывай», как Саса почувствовал, что у него пропала охота в подробностях описывать свою связь с Сугико.
— Что-то мне лень стало.
— Ты же только что так и горел желанием.
— Мне показалось, что тебя это возбуждает.
— И что, хотел меня ещё больше возбудить, что ли?
— Вроде того… Да только это не такая история, которую стоит рассказывать обстоятельно, тем более человеку моего возраста.
— Может, ты и прав, — ответила Соноко, но, переведя взгляд на его руку, добавила: — Может, хотя бы в общих чертах расскажешь?
В общих чертах Саса рассказал. Заняло это минуты три — или, может, четыре?
— Мерзее и быть не может, — бросила Соноко, дослушав.
— Правда ведь мерзко, да? Это просто невыносимо, когда женщина всё позволяет, и только за девственность всё держится. Но в этой невыносимости тоже есть интерес…
— Я вообще-то тебя имела в виду.
Саса вздрогнул.
— Почему же?
— В такую пору жизни любая девушка видит в мужчине венец творения. И готова ради него на всё.
— Не сказал бы, что она готова на всё.
— Но ты ведь заставляешь её делать много всякого-разного, не правда ли?
— Она сама этого хочет.
— Но ведь это ты сделал её такой, верно?..
Саса отхлебнул вина из бокала и надолго задумался.
— Но самое интересное в этой истории, что тебя, оказывается, на девственниц тянет. Никогда бы не поверила.
— Да нет, не в том дело. Просто так вышло… — принялся объяснять ей Саса, подбирая слова. Он разговорился потому, что собеседницей его была именно Соноко.
— К тому же ты меня не поняла. Невинность всякая меня вовсе не интересует. Просто девственницы отвечают мужчине совсем по-иному. Это-то мне и интересно.
— Ах вот что… Ну и испорченный же ты…
— Если рассуждать с женской точки зрения, я вообще не понимаю этого презрения к девственнице. Я знавал таких, что теряли невинность с первым встречным, а после этого лишь облегчённо вздыхали. А на самом деле это изнанка того же самого — крайне пристрастного отношения к своей девственности.
— Может, оно и так…
Соноко ненадолго замолчала. Не то чтобы она задумалась, скорее колебалась, высказывать своё мнение вслух или нет.
— Я вот думаю — очень часто от того, как женщина теряет девственность, зависит вся её жизнь, — проговорила Соноко после паузы.
— Да? Мне это в голову не приходило. Ты, наверное… — тут Саса замолчал. «Ты себя, что ли, имеешь в виду?» — уже готов был произнести он, но не стал. Одновременно он подумал и о Миэко.
Соноко повернула разговор в другую сторону.
— Послушай, а ты веришь, что она девственница?
— Вот-вот, меня порой берёт сомнение, а что если это всё игра?
— И ты с ней так уже больше года…
— Ну да. Но если она на меня откликается со всей искренностью, то мне и этого достаточно.
Соноко допила бокал и, вставая, проговорила:
— Ну, пойдём. Хотя погоди, скажи-ка, а дальше-то что будет?
Саса вновь почувствовал страх.
— Не знаю. К тому же в последнее время рядом всё мельтешит какой-то молодой человек.
— Ну и забот у тебя… — рассмеялась Соноко, и они вышли наружу.
— До дома не проводишь? Дорога тёмная…
Они пошли вдвоём.
Узенькую улочку преграждал железнодорожный переезд с автоматическим шлагбаумом. Перед ним тускло блестело железнодорожное полотно. Соноко, шагая осторожно, чтобы не наступить сандалиями на рельсы, перешла на другую сторону.
— И всё-таки это мерзко. — Её слова прозвучали неожиданно, будто она только что вспомнила об этом.
Не отвечая, Саса остановился и, схватив её за руку, втащил в переулок и привлёк к себе. Его рука, раздвинув полы кимоно, скользнула меж её бёдер.
Соноко упорно боролась с ним, но не отталкивала и не кричала.
— Дай-ка я тебя помучаю.
Нарочито грубо Саса загнал пальцы внутрь и ожесточённо задвигал им. Изо рта Соноко вырываются стоны. Иногда к ним примешиваются короткие бессмысленные слова — не то боли, не то наслаждения.
Послышался колокольный звон. Прошло несколько секунд, прежде чем Саса понял, что это включился сигнал на переезде.
Вскоре переезд оглушительно загремел. Грохот продолжался непомерно долго.
— Наверно, последний поезд. Я-то думал, он куда раньше проходит. — Саса так удивился, что заговорил. Рука его замерла.
