И точно такие же висели на столбах по всему склону, до самой вершины
Гаррисон одними губами спросил: «громкая связь?»
Я оглянулась на рабочего, который по-прежнему орудовал скребком, и кивнула
Гаррисон щелкнул переключателем
Я откашлялась, и кашель загремел вверх по склону, да так, что все, кто работал поблизости, подняли головы
Купа среди них не было
И я сказала как можно отчетливее, сдерживая смех: ПРОСИМ ПРИДУРКА ПОДОЙТИ К ПРОХОДНОЙ
Гаррисон чуть не лопнул от смеха, мама зажала уши Бетт, а папа – Дэви, но мы все вшестером давились от хохота
ПРИДУРОК, ПРОСИМ ПОДОЙТИ К ПРОХОДНОЙ, повторила я
Человек со скребком покачал головой и забрал у меня рацию
Я окинула взглядом склон
Те трое как работали, так и продолжали работать
А вдруг он не придет
А вдруг решит, что я хочу над ним посмеяться
Я уже подумывала снова выхватить рацию и объявить: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, КУПЕР ЛИНД, ПРОСТИ МЕНЯ, ВЕРНИСЬ КО МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА
Но тут из-за верхней станции кресельного подъемника показался кто-то с разводным ключом, помахивая им, точно он легче перышка, шагая вразвалку, будто на обеденный перерыв
Даже в кепке я его еще издали узнала, а когда он ее снял, волосы рассыпались по плечам
Я вышла на улицу, а остальные ждали внутри
Я поняла, что все это время держала сердце на ладони, а теперь вставила его на место, и оно снова пошло
Завидев меня, он ускорил шаг
А потом побежал
Притормозил всего на миг, и я приказала сердцу не биться
Куп, крикнула я, и была рада его видеть, как никого другого никогда в жизни
Его губы растянулись в улыбке, и до самого подножия горы он бежал
здравствуй, книга памяти, это купер линд. просто хотел сказать, что сэмми маккой – моя самая большая любовь, и глупо было разлучаться с ней даже на час. я боялся, что она и стюарт снова вместе, даже когда получал от нее сообщения, меня не оставлял тошнотворный страх, что она хочет меня увидеть лишь затем, чтобы сказать, что все кончено, что она лишь немного увлеклась и сделала ошибку. зря боялся. я на самом деле не знал, что значит страх, пока не просидел ночь в приемном покое дартмутского медицинского центра.
у сэмми случился приступ, и она потеряла сознание. сейчас она пришла в себя, но было совсем плохо, и если бы она ушла так быстро, а я бы даже не успел с ней попрощаться, я бы лег посреди улицы и уже не вставал. сейчас она проснулась, разговаривает с родными.
за несколько дней до приступа мы с сэмми лежали у нее в постели, и она разрешила мне прочитать свои записи. надо, наверное, все объяснить. я не про то, как сэмми воспринимала меня – это ее книга, пусть сама пишет свою историю, не буду касаться тем, которые она поднимает. но я хочу рассказать тебе, сэм-из-будущего, почему я так долго тянул с признанием в любви:
сам, черт подери, не знаю
ей-богу, у меня было целых восемь часов на размышления, и все равно я так и не понял
скорее всего, из-за слабости, я же человек
она высокого мнения о своих способностях, и есть за что, но ума не приложу, почему она вбила в голову, будто она некрасивая. девушки вроде сэмми – загадка для обычного парня. такие, как сэмми, сбивают с толку любого, кому всю жизнь твердили, что красота сводится к определенному типу внешности – а сэмми уж точно в эти рамки не вписывается, и все-таки она сногсшибательная. у сэмми нежные бледно-розовые губы, светло-карие глаза, которые на солнце меняют цвет, густые непослушные кудри, а от ее походки голова кругом. похорошела она – или, по крайней мере, я это заметил, – когда нам было лет по двенадцать. но не во внешности главная ее изюминка. вокруг миллионы девчонок, на нее похожих. а главное…
думаю, потому-то я до последнего не говорил ей о любви. ее будто окружает свет, идущий неведомо откуда, и только очень сильным людям дано воспринимать этот свет без страха, зависти или желания присвоить. может быть, этот свет – внутренняя сила. А может, он и есть любовь, и потому меня так тянет к сэмми. но дело, наверное, не только в этом.
да, признаюсь, я спохватился, как только узнал, что болезнь подтачивает этот внутренний свет. а когда понял, что этот свет пытается присвоить кто-то другой, мне будто дали пинка под зад. ну и дурак же я был – всегда думал, что она уедет, а потом, когда я буду готов – неважно когда, может, когда мне стукнет полтинник, не знаю, – но когда буду готов, просто найду работу где-нибудь в тех краях, и мы снова будем вместе, на всю жизнь. приберегал ее «на будущее», как последний идиот.
