— Она говорила, — начал я, взвешивая каждое слово, — что привезла для меня документы, касающиеся моего прадеда.
— Вот как? — удивился директор архива.
— А вы об этом ничего не знали?
— Ничего, — ответил собеседник. Судя по его тону, он действительно растерялся. — Что за документы?
Я снова побарабанил пальцами по столу. Осторожно, Антон, очень осторожно на поворотах!
— Я не знаю, — солгал я. — Я не успел ее увидеть. Значит, в институте не находили никаких документов, связанных с моим прадедом?
— По крайней мере, я об этом ничего не знаю, — ответил Игорь Дмитриевич.
— А могло быть так, что Наталья Ивановна… как бы это сказать…
Я замялся и умолк.
— Нашла документы сама и решила их тайно вынести из института? — договорил собеседник.
— Скажем по-другому: решила ознакомить с ним наследника. То есть меня, — смягчил я острые углы.
Игорь Дмитриевич долго молчал.
— В принципе, такие случаи у нас бывали, — сказал он мрачно. — Но Наташа!..
Он подумал еще немного.
— Не могу вам ответить определенно, — сказал он, наконец. — Воровать документы у Наташи не было никакой необходимости. Ее муж, знаете ли, весьма небедный человек. Он и институту помогал… Нет, продавать архивные папки Наташе не было смысла. Может быть, она хотела сделать вам приятное? Насколько я помню, Наташа ваши книги читала. И они ей нравились. Но опять-таки не понимаю, почему она это сделала за моей спиной? Неужели она не могла поставить меня в известность и попросить разрешения вывезти на время документы из города?
— А вы бы позволили? — спросил я.
Собеседник поперхнулся.
— Не знаю, — ответил он неуверенно. — Обычно не позволяю. Но, возможно, в этом случае сделал бы исключение.
Он немного подумал и спросил:
— А документы в ее номере нашли?
— Не знаю, — ответил я.
— Чудеса, — пробормотал Игорь Дмитриевич.
Я тяжело вздохнул.
— Ну, что ж, спасибо вам за помощь.
— Не за что, — ответил собеседник, но я понял, что он думает совсем о другом. О тех самых документах, которые, возможно, увезла с собой его бывшая подчиненная.
— Всего доброго, — сказал я.
И отключил телефон.
Остаток дня я провел, сидя у камина. Мне все время казалось, что кто-то стоит за моей спиной, и я время от времени резко оборачивался назад. Но кабинет был пуст, населявшие его призраки существовали только в моем больном воображении.
Я отправился спать очень рано. День выдался не то чтобы трудный, но какой-то изматывающий. Чрезвычайно изматывающий, несмотря на то, что я не написал ни одной страницы.
«Издатель меня в порошок сотрет», — подумал я мрачно. Именно подумал, а не сказал вслух. И ужасно обрадовался своей адекватности.
Я принял перед сном таблетку «донармила», попытался почитать какую-то книжку, валявшуюся на полу возле кровати, но скоро понял, что ничего не воспринимаю. Взгляд прилежно скользил по печатным строчкам, но мозг заблокировался пожарным занавесом и отказывался реагировать на внешние раздражители. Что ж, и так бывает.
Я отбросил книжку, выключил ночник и обхватил подушку двумя руками. Сплю я всегда на животе. Психологи говорят, что в такой позе обычно спят люди скрытные и не слишком коммуникабельные. Да, наверное, это моя краткая характеристика. Может, прав Егор и гороскопы вовсе не такая глупость, какой они мне кажутся? Не знаю.
Сон подкрался из-за угла, незаметно накрыл меня мягким, пуховым одеялом. Я провалился в глубокую черную яму и, падая, ненароком угодил в то место, которое греки именуют «подземным царством».
Передо мной простиралась широкая неподвижная река. Противоположный берег тонул в густом черном тумане, над рекой поднимался белесый мертвый пар. «Жуткое место», — подумал я, и невольно оглянулся, прикидывая, нельзя ли вернуться обратно.
Но вокруг, насколько хватало взгляда, меня окружали остроугольные неприветливые скалы, и найти в них лазейку, ведущую к миру живых, не было никакой возможности.
«Придется ждать перевозчика», — подумал я. Уселся на прибрежную гальку и принялся терпеливо ждать.
Перевозчик явился через некоторое время, которое я затруднился определить. Возможно, через десять минут, возможно, через час, возможно, через век. В этом месте время не имело никакого значения. Уже не имело значения.