— Кажется, да, — ответил я с трудом. Язык заплетался, как у пьяного. Подошел Глеб, распахнул дверцу. Плюхнулся на сиденье рядом со мной, обернулся к Юрке.
— Как мы их, да? — спросил он торжествующе. Глаза у Глеба были совершенно безумные.
— Сделали! — ответил Юрка и потер лицо ладонями. — Не может быть! Как Егор в лодку забрался? У него же плечо простреляно?
— Так и забрался, — ответил Глеб. — Вместе с плечом. Подпрыгнул пару раз, подтянулся — и привет.
— Слава богу, — ответил Юрка. — Мы боялись, что он сам не сможет.
— Степаныч ему вроде помощь предлагал, — сказал я. — Только Егор отказался.
— Железный малый, — повторил Глеб в десятый раз.
Юрка молча кивнул. Откинулся на спинку, сложил руки на груди и закрыл глаза.
Мы сидели в машине и медленно приходили в себя. На меня неотвратимо навалилось тупое оцепенение.
— Есть хочу, — сказал Глеб через минуту.
— О боже! — сказал я.
— Я б тоже перекусил, — сказал Юрка.
Я вздохнул и ответил им обоим:
— Делайте, что хотите. Мой дом — ваш дом. Только меня не трогайте. Ладно?
Глеб ухмыльнулся, но промолчал. Я выбрался из машины и на подкашивающихся ногах направился к дому. Сбросил грязные кроссовки, добрался до постели, упал на нее и тут же уснул. Без подготовки, без сновидений… Провалился, и все. В последний раз я так спал только в далеком детстве.
Проснулся я только следующим утром. В десять часов.
Я прикинул в уме и присвистнул: выходит, я спал семнадцать часов. Ничего себе прикорнул!
Чувствовал себя я бодрым и веселым, как студент после сдачи последнего экзамена. И еще мне страшно хотелось есть. «С кем поведешься», — подумал я, вспомнив Глеба, и усмехнулся.
Я отправился в ванную и с наслаждением влез под душ. Долго растирался жесткой мочалкой, потом так же долго и тщательно чистил зубы, словно хотел содрать с себя всякое воспоминание о страхе, который терзал мою печенку последние два дня. «Все позади, все обошлось», — пела душа, и я даже рискнул немного подпеть ей вслух. И напрасно, потому что пою я, по совести говоря, не лучше филина. Я расхохотался, прослушав собственное уханье, вылез из ванной и как следует растерся жестким полотенцем. Побрился, смазал щеки бальзамом, влез в свежие джинсы с майкой и отправился вниз, на кухню.
Еще на лестнице до меня долетел упоительный запах свежей жареной рыбы. Я застонал и ускорил шаги. Надо полагать, хроники завтракают. На кухне, однако, хозяйничали вовсе не хроники, а Глеб с Юриком. Юрик смущенно поздоровался со мной, и я понимал причину его смущения: во вчерашнем хаосе я совершенно не предусмотрел смену прикида для нашего гостя. Юрик сидел за столом в той же рваной фуфайке и жутких засаленных штанах. Грязная униформа вступала в странное противоречие с его хорошо отмытым телом и сверкающими волосами.
— Извините меня, — сказал Юрик. — Смена интерьера не была предусмотрена.
— Это вы меня извините, — ответил я, присаживаясь на стул. — Я должен был сам догадаться. Одежду я вам, конечно, выделю, только брюки будут коротковаты.
— Это ничего! — обрадовался Юрик. — Я закатаю!
— Ну, ты, спящая красавица! — влез в наш разговор Глеб.
Приятель стоял у плиты и следил за жарящейся рыбой. В зубах неизменная сигарета, поверх джинсов — передник Ольги, весь в жутких жирных пятнах. «Придется мне устраивать генеральную стирку», — подумал я с тоской.
— Поздороваться с другом не хочешь? — спросил Глеб.
— Привет, — сказал я. Взял с тарелки помидор и жадно вонзил в него зубы.
— Привет, — ответил Глеб. — Подожди пять минут, сейчас завтракать будем.
— А хроники?
— Хроники все успели раньше нас, — ответил Глеб. — Они рыбу на мангале жарили. Гурманы.
Я застонал от вожделения, рот наполнился слюной.
— У них там кусочка лишнего не осталось? — спросил я.
— У хроников? Лишний кусок? — удивился Глеб. Вынул сигарету, оглядел меня и покачал головой.
— Наивный ты, Тошка…
— Извините, Антон, — начал Юрик шепотом. — Можно я до завтрака переоденусь? А то мне неудобно так благоухать.
— Конечно, — ответил я и поднялся со стула. — Идемте ко мне, я вам что-нибудь подберу.
— Глупости все это, — заявил Глеб.
— Что, глупости? — не понял я.
