Потому что больше не могла жить с тобой и не могла терпеть эту боль. Я должна была уехать. Ты не хотел со мной разговаривать, ты делал вид, что ничего не случилось, ты не хотел помочь мне, когда я буквально умирала от горя. И каждый раз, когда я хотела поговорить с тобой, ты уходил прочь.
У нас был ребенок! — хотелось ей крикнуть ему в лицо. У нас была крошечная дочурка, Кевин, и она умерла! А ведь ей было всего четыре месяца. Однажды утром мы нашли ее в кроватке окоченевшей и неподвижной — ты помнишь это, Кевин? А помнишь, как я закричала, зовя тебя на помощь, и как мы схватили ее и принялись растирать и тормошить, надеясь, что она еще проснется? Помнишь ли ты это?
Ее сердце буквально рвалось из груди. Трейси повернулась и, едва переставляя ноги, вышла из кухни. Сейчас, когда Кевин ожесточен и вне себя от гнева, нельзя говорить ему ничего подобного.
Трейси вошла в спальню и заперла за собой дверь. Присев на край кровати, и слегка раскачиваясь в надежде успокоиться, она взмолилась:
— Господи, сделай же что-нибудь, чтобы хоть немного облегчить эту боль!
Уже несколько часов она лежала в постели и не могла заснуть, вспоминая запальчивые обвинения Кевина: «Ты, черт бы тебя подрал, развелась со мной!»
Да, у Кевина были основания чувствовать себя до глубины души уязвленным: он ей доверял, а она его обманула.
Однако — и это было хуже всего! — он сомневался в ее любви к нему.
— Какое мне дело до того, что он разгневался, — громко сказала Трейси, — и какое мне дело до того, что он говорит или делает. Я все равно его люблю.
«Я люблю его» — эти слова рефреном звучали в ее мозгу на протяжении всей ночи, когда она ждала и не могла дождаться благословенного сна.
Нет, мне следует убедить Кевина в своей правоте! — внезапно решила Трейси. И я не позволю ему избавиться от меня!
Она откинула одеяло и быстро встала с постели.
Кевин лежал на спине, повернув лицо к широко открытому окну. Занавески были отдернуты. Прохладный ночной воздух проникал в комнату, принося с собой аромат сырой земли и хвои. Трейси быстро скинула на пол свою ночную сорочку и скользнула под одеяло. Кевин беспокойно пошевелился, но не проснулся. Трейси лежала неподвижно, глядя на полную луну и пытаясь хоть немного успокоить бешеное биения пульса, но безуспешно.
Повернувшись на бок, Трейси придвинулась к Кевину и положила голову ему на плечо. Если ее бил озноб, то от него исходил жар. Она положила ладонь на грудь Кевина, чувствуя равномерные удары сердца. Внезапно он что-то сонно пробормотал и, освободив правую руку, прижал Трейси к себе.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
Кевин заворочался, снова что-то пробормотал и затих. Какое-то время Трейси лежала молча, наслаждаясь теплотой и надежностью сильного мужского тела и постепенно успокаиваясь. Вместе с успокоением пришла и абсолютная уверенность в том, что она будет любить Кевина вечно.
— Кевин.
— Что? — сонно отозвался он.
— Я люблю тебя, — дрожащим голосом повторила она.
— Я тоже тебя люблю, — едва слышно ответил он, удовлетворенно вздохнув.
Трейси улыбнулась, испытывая облегчение, нежность и неописуемое чувство радости. Ей хотелось поцеловать Кевина и заняться с ним любовью, чтобы на деле доказать глубину своих чувств.
Внезапно он проснулся и повернулся к ней.
— Трейси?
Она посмотрела в его лицо, залитое серебристым лунным светом, и прошептала:
— Закрой глаза.
Кевин послушно прикрыл веки, и тогда Трейси стала его целовать — нежно и ласково. Он отвечал с такой бешеной, голодной страстью, что Трейси мгновенно преисполнилась блаженным ликованием.
Внезапно Кевин отодвинулся, издал сдавленное рычание и, словно только сейчас осознав происходящее, спросил:
— Что ты здесь делаешь?
— Хочу заняться с тобой любовью, — просто ответила она. — Ты нужен мне, Кевин, потому что я люблю тебя.
— Трейси… — пробормотал он, умудрившись вложить в коротенькое слово целую гамму чувств.
Она нашла его руку и ухватилась за нее, словно боясь, что Кевин уйдет.
— Я не притворялась, не обманывала и не играла ни в какие игры, когда мы занимались любовью. Я всегда хотела тебя и сейчас хочу, — ее голос дрогнул, — и ты знаешь это, не можешь не знать.