Без предупреждения и без какой-либо предварительной любовной игры – да в этом сейчас и не было необходимости – Спенсер вошел в нее в тот момент, когда она заговорила:
– Может, если ты будешь иногда об этом мне говорить, то я… ах. Спенсер, вот сюда, чуть-чуть повыше… то я поверю… ага, теперь пошло хорошо… то я поверю… О-о-о, как здорово!
– Я буду напоминать тебе об этом так часто, что ты устанешь слушать.
Эллисон обвила его руками и ногами, приглашая еще глубже проникнуть в нее.
– Сомневаюсь в этом. Спенсер Рафт. Сомневаюсь… сомневаюсь… Ах, Спенсер!
Последующие пять дней на «Обманщице» были заполнены солнечными и морскими ваннами, поцелуями при луне и любовными играми. Каждое утро Спенсер выводил яхту в океан.
– Мы можем забавляться голенькими, – сказал он ей с игривой улыбкой, ущипнув Эллисон за попку.
С каких пор нагота стала для нее столь удивительно приятной? Эллисон чувствовала себя вполне непринужденно голой. В ней словно пробудились дремавшие чувства. Эллисон было приятно ощущать, как просоленный ветер развевает ее волосы или охлаждает тела, разгоряченные любовной игрой. Пища казалась просто изумительной. Ей нравились терпкий привкус вина, запахи моря и лосьонов, которыми пользовался Спенсер после бритья.
Порой они ездили обедать в Харбор-Таун, иногда устраивали пикник на палубе или наоборот – скромную трапезу при свечах в камбузе.
Как-то вечером, чтобы сменить обстановку, они отправились на машине по острову. Спенсер обнаружил усадьбу с заросшими газонами, тянувшимися до самого пляжа. По всей видимости, владельцы давно в ней не бывали.
Они вышли из машины и, держась за руки, бродили по пляжу, любуясь луной. Исполинские деревья накрыли огромным зонтом газоны. На обратном пути Спенсер затащил Эллисон в ажурную тень виргинского дуба.
Прислонив к стволу, он принялся целовать ее с такой страстью, которая с некоторых пор стала ей знакома и которая, похоже, не убывала. Его рука скользнула ей под юбку и стала теребить кружевные трусики. Когда Спенсер начал их стаскивать, Эллисон спросила:
– Что ты делаешь?
– Я думаю, это понятно и без слов. – Прямо через блузку он взял сосок в рот.
– Ну… Спенсер, перестань… Прошу тебя, любимый… Ну не здесь же!
Несмотря на увещевания Эллисон, трусики поползли вниз, и ей ничего не оставалось, как переступить через них. Спенсер повернул Эллисон спиной, пригнул и вошел в нее. Он был ошеломительно горячий и страстный и в то же время нежный и любящий. Когда все было кончено. Спенсер подхватил все еще не пришедшую в себя Эллисон и понес к машине.
– Ты такое влияние оказываешь на меня, – пробормотала она, уткнувшись лицом ему в грудь.
– Хорошее или плохое? – засмеялся Спенсер.
Эллисон вздохнула:
– Я еще не решила. Но в любом случае мне это нравится.
Покидая Хилтон-Хед, Спенсер остановился у почты, где его ждала целая пачка писем и пакетов. Когда они возвращались в Атланту, любопытство Эллисон не давало ей покоя, и она стала рассматривать марки на конвертах. Дания. Великобритания. Италия. Перу… Корреспонденция шла из разных стран мира.
Она заметила, что он внимательно наблюдает за ней.
– Тебе должно быть известно, что любопытство погубило кошку.
– Я ничего не спрашиваю. – Эллисон небрежно бросила почту на заднее сиденье.
– Да, но тебе очень хочется. – Он засмеялся, протянул руку и по-хозяйски похлопал ее по бедру.
Едва войдя в квартиру, Эллисон позвонила Энн. Она сбивчиво рассказала о путешествии, предложив подробности сообщить за обедом.
В итальянский ресторан Эллисон и Спенсер пришли первыми. За ними появились Энн и Дэвис. Энн буквально впилась взглядом в Эллисон. Ее поразило выражение спокойствия на лице сестры. Энн сжала Эллисон в крепких объятиях, шепнув на ухо:
– Ведь все было чудесно, правда?
– Да, все прошло чудесно, – тоже шепотом призналась Эллисон.
Приветствия Дэвиса были менее эмоциональными. Правда, руку Спенсеру он пожал не без энтузиазма, зато к Эллисон лишь сдержанно прислонился щекой. Это была их первая встреча с того времени, когда он узнал об устроенном сестрами спектакле с переодеваниями.
– Гм, Эллисон… в отношении того, как я себя… гм… понимаешь ли…
