— Подождите-ка, — говорю я. Мне непередаваемо хочется подойти поближе. Хотя я и знаю, что мне вряд ли понравится то, что я увижу.
Марк и Ян удивляются, но в итоге соглашаются подойти со мной ко входу в кинотеатр.
Постеры… Это непередаваемо.
Шесть одинаковых полотен — шесть узнаваемых чёрных силуэтов Петербурга на фоне занимающего больше половины постера оранжевого неба.
Оранжевое небо и чёрный силуэт. Но даже это не превосходит названия фильма. «Последние выходные Петербурга».
Господи, да он издевается. Диссонанс просто смеётся над нами. Учитывая, что сегодня суббота, похоже, завтра мы не переживём. Если верить названию фильма.
А я верю.
На лицах у Марка и Яна — смесь удивления, испуга и… любопытства?
— Не желаете ли посмотреть фильм? — дурашливо спрашиваю я, и они оба вздрагивают.
— Ну… — протягивает Марк, и смотрит на Яна.
— Посмотреть, что нас ждёт? Что-то не хочется… И хочется в то же время, — Ян как завороженный смотрит на оранжевое небо постера, потом поднимает голову и смотрит на настоящее полуоранжевое небо над нами. — Но в то же время и не хочется, — добавляет он.
— В общем, давайте зайдём, — говорю я и захожу внутрь. Скорее оттого, что больше не могу стоять перед этими ужасными постерами, чем оттого, что жажду посмотреть фильм о том, как мы все умрём. Марк и Ян идут за мной.
Кинотеатр выглядит так, словно ему лет двести.
Везде пыль, песок, какие-то клочки шерсти, обрывки старых афиш, какие-то деревянные обломки. Окна в фойе выбиты, осколки валяются на полу с прожжёнными в линолеуме дырами. Кое-где плесень. Стоит сильный запах затхлости (запах старья, как сказал бы Марк). Мы молча бредём от одного зала к другому — в каждом темно (телефоны не работают, но функции фонариков не потеряли). В каждом одно и то же: кресла разломаны, полотно экрана изорвано в клочья, где-то на полу валяется рассыпанный, поросший плесенью попкорн, где-то — сломанные 3D-очки.
Мы не смогли посмотреть фильм о нашей гибели, но и так увидели более чем достаточно.
Если в кинотеатре хоть и пахло затхлостью, но было более-менее терпимо по температуре, то на улице нас снова обдаёт жарой. Стало ещё душнее. Ян вытирает пот с лица, и тут его взгляд останавливается на чём-то вдали.
— Да ладно! — вырывается у него.
К нам медленно приближается маленький, старый, разваливающийся и почему-то синий трамвай. Никогда не видела синих трамваев. А вчера мы с Марком убедились, что весь транспорт погиб от Диссонанса.
— Что за… — Марк недоверчиво смотрит то на трамвай, то на меня. — Похоже…
— Похоже, что это ловушка, — перебиваю я. — Даже очень похоже.
— Да уж, — соглашается Ян. Но всё равно не может оторвать от трамвая взгляда.
Мы стоим, молча следя за синей развалюхой, медленно, но верно приближающейся к нам, и когда трамвай останавливается на трамвайной остановке неподалёку, мы переглядываемся.
— Может, посмотрим поближе? — говорит Марк, и хотя я не одобряю эту идею, я соглашаюсь. В кинотеатр тоже было небезопасно идти, но они меня поддержали.
Помирать, так вместе.
На трамвае висит немного накренившийся вправо номер «9». Таблички с указанием маршрута, конечно, нет. Марк дотрагивается до синей облезающей краски, и трамвай, словно пробудившись от прикосновения, открывает нам свои двери. Зазывает нас. Даже с улицы видно, что и внутри трамвай очень старый, грязный, но всё же похож на трамвай.
— Да чёрт возьми, куда-то он нас да привезёт! — восклицает внезапно Ян.
— Хочешь рискнуть? — недоверчиво спрашиваю я.
— Хочу. Может, хоть с Карой увижусь, — бросает он, и я понимаю, что боль его потери не утихла, что бы он ни говорил.
Ян заходит в трамвай, а мы с Марком стоим как завороженные, просто смотря, просто не в силах оторвать взгляда и сделать что-то ещё. Например, попытаться его остановить. Ничего не происходит. Ян садится на сиденье, но трамвай не закрывает дверей и не отъезжает.
— Он ждёт вас, — говорит Ян, и от этой фразы у меня мурашки бегут по коже.
— Ну так что? — Марк сжимает мою руку и ждёт моего решения. — Зайдём?
Я молчу, потому что не знаю, что ответить. Трамвай и правда манит к себе. Но здравый смысл кричит: «Не смей!», и я хочу к нему прислушаться.
