Максимов брезгливо поморщился и с неприязнью спросил:
— Что вы здесь делаете?
— А что, нельзя отдохнуть?
— В такой чащобе — не страшно?
— А кого бояться? Дикие звери здесь не водятся, а людям я не нужен, разве только таким, как... — и он осекся. — Брать с меня нечего. Велосипед, так он старый, никто на него не позарится.
— А что в сумке?
— Пустая бутылка, кусок хлеба и старая газета. Можете проверить.
— Предъявите документы.
— Живу рядом. Что их брать с собой.
— А вы что, местный?
— Из Куйбышева.
— Разве это местный? Что-то вы путаете, любезный, — проговорил Максимов и приказал:
— В машину его!..
Допрашивал задержанного в присутствии Максимова полковник Мельник.
— Назовите свою фамилию, имя, отчество. Где живете? Работаете?
— Ты что от меня хочешь, начальник? — сиплым голосом злобно прохрипел задержанный. — Взяли без дела и решили права качать.
— Вы все же назовите свою фамилию, — строго потребовал Мельник.
— Что, «метелить» будешь, начальник? — нагло, явно провоцирующе спросил допрашиваемый.
Мельник с сожалением посмотрел на отпетого уголовника, еще не совсем протрезвевшего, тихо проговорил:
— Вы же человек, существо разумное. Никто вас бить не собирается. Скотину и ту, строптивую и непонятливую, не каждый хозяин лозиной может...
— Мне эти басни давно знакомы, — злобно перебил задержанный.
— О том, что вы прошли «хорошую школу», видно из вашего поведения. Что вы из себя представляете, мы узнаем более подробно несколько позже, это не сложно. Пока же мы задержим вас за бродяжничество и будем держать до тех пор, пока не установим вашу подлинную личность и все, что связано с вами. Так-то, — заключил Мельник и приказал отправить задержанного в райотдел.
Видя, что так просто не удастся отделаться и что им занялись не рядовые милиционеры, задержанный проговорил:
— Ладно, я все расскажу, как на духу. Фамилия моя Забудько, звать Михаилом, по батьке Степанович. Недавно освободился. Семьи нет, с женой разошлись, как в море корабли, после четвертой судимости не стала ждать, вышла за другого.
— За что судились?
— Государственные кражи. Брал в селах магазины. Последний раз всучили пятерик, отбывал от звонка до звонка.
— Работаете?
— После «хозяйских» харчей, начальник, надо отдохнуть.
— А жить на что?
— Нашлась тут одна, пока кормит. А там видно будет.
— А как в лесу очутились?
— Встретился с дружком, когда-то вместе срок тянули, выпили, и «окосел». Прилег отдохнуть, а тут ваши молодцы нагрянули...
Задав еще несколько вопросов, Мельник почувствовал, что Забудько никакого отношения к разбойному нападению не имеет, и велел отправить его в камеру до более обстоятельного выяснения его личности.
Как стало известно Мельнику и Максимову из донесения общественного участкового инспектора, два часа спустя после ограбления кассира по дороге, ведущей из колхоза имени Чуйкова в Волноваху, машину с песком остановил человек лет сорока — сорока пяти, одетый в голубую соколку, по приметам сходный с разыскиваемым грабителем. С ним была хозяйственная сумка.
Любой сигнал, поступивший после совершенного преступления, немедленно проверялся. Сразу все машины, занятые на вывозке песка из карьеров района, были установлены. Большая группа работников милиции провела сложную работу и в кратчайшее время отыскала водителя машины, подобравшей неизвестного.
Через несколько часов к Максимову доставили водителя — Ивана Кирилловича Петрова.
Максимов не сдержался, резко отчитал его:
— Все в районе, да не только в районе, обеспокоены происшедшим случаем. Помогают органам расследования найти опасного преступника. А вы из-за дерьмовой подачки сидите дома и молчите, будто вас ничего не касается, мол, моя хата с краю. Нельзя так. Ведь вас информировали работники милиции... Действия ваши, Петров, можно расценить, как намеренное умалчивание об опасном преступнике. Закон это карает.
Петров испуганно сжался в комок.
— Кого вы подвозили? Куда?
— Дело было так... — торопливо начал Петров. — Делал я третью ходку. На перекрестке останавливает меня человек, примерно сорока пяти лет, и говорит: «Братишка, подвези к Хорошеевке, старуха сильно больная. Я заплачу. Обижен не будешь». Я и согласился. Сел он в кабину и ни слова не проронил за всю дорогу. Я тоже с ним не стал разговаривать. Только гнал машину как можно быстрее, чтобы уложиться в график: учетчик отмечал, в какое время кто прибыл и сколько ходок сделал. Когда подъехали к Хорошеевке, он сунул мне в руку несколько бумажек, поблагодарил и зашагал в направлении Нескучного. Я посчитал деньги, их оказалось двадцать восемь рублей. Удивился и еще подумал: «Чудак какой-то, столько отвалил. Бывало, подвезешь кого, рубль дадут, а тут столько».
