Утреннего секса у нас не получается: капризничает Ангелика. К тому же, Катастрофе нужно выгулять Лэсси, чтобы сбыть ее хозяевам со спокойной совестью… Квартиру же следует покинуть до двенадцати часов дня.
До сих пор зверею при мысли о фрау Трестер и накатанной ею жалобе… Старая курица. Хочется отплатить ей чем-то равнозначным: например, запустить в квартиру парочку мышей или раскрасть ее любимого кота Феликса в голубой цвет (того самого, держать которого ей разрешили в порядке исключения). Может быть, так я и сделаю…
— Мы готовы. — Эми… Катастрофа стоит у порога с собранным чемоданом и ребенком. — Будем прощаться? — Личико у нее все еще осунувшееся после болезни и глядит она в пол. Готовится к переменам, как и я…
— Я помогу с чемоданом, — обращаюсь к ней, подхватывая тот за ручку.
Сам я ухожу налегке: большая спортивная сумка с одеждой и футляр с инструментом. Лэсси семенит следом… Захлопывая дверь своей теперь уже бывшей квартиры, я ощущаю странную ностальгию, от которой чуточку свербит в горле. А, быть может, это даже не ностальгия, а микробы, подхваченные от Ката… Эмили. В любом случае, чувствую я себя чуточку больным…
Гляжу на часы: через пятнадцать минут меня подхватит Симона — перекантуюсь у нее первые дни, пока не найду новое пристанище — она будет рада погреть мою постель. Когда-то мы работали вместе и на досуге неплохо проводили совместное время…
В голову упрямо лезет последний разговор с отчимом: его снисходительный тон, просьба вернуться домой для некоего разговора… То, как он казал, что готов дать мне второй шанс, что наш конфликт с Алексом делает его несчастным. Ага, так я и поверил: обрюхатил эту святошу Шарлотту и думать, верно, забыл обо мне. К чему? Теперь у него будет, о ком заботиться, а я — вроде бельма на глазу.
— Тебя зовут, — возвращает меня в реальность голос Катастрофы. — Девушка в машине… — и она указывает на красный кабриолет у дороги.
Оглядываюсь: Симона тут как тут. Машет мне ручкой, улыбается…
— Прощай, Юлиан.
— Прощай, Катастрофа. — Хочу было приобнять ее, да не решаюсь — просто пожимаю протянутую мне руку. И спрашиваю: — Куда вы теперь?
Девушка пожимает плечами, даже выдает слабую улыбку.
— Мы не пропадем, — произносит она без должного энтузиазма. И добавляет: — Спасибо за все.
Ответить мне нечего: киваю, разворачиваюсь и иду к поджидающему меня автомобилю. Равнодушно сношу объятие ее владелицы, позволяю поцеловать себя в губы… Чего я себе не позволяю, так это обернуться: обернуться и еще раз посмотреть в глаза своей нежданнонегаданной Катастрофе, наконец-то оставленной позади.
Автомобиль с Юлианом исчезает за поворотом, и мое сердце ухает в самые ноги… Рассыпается на тысячи мелких осколков. Так и вижу, как они скачут по тротуару прямо под ноги мамочке с коляской и проезжающему мимо автомобилю…
И кто, скажите на милость, утверждал, что до Юлиана ему нет никакого дела?
Кто убеждал себя, что поддался слабости только из жалости, мол, небольшая интермедия в собственном затянувшемся одиночестве… Небольшое плотское приключение, не более того.
Не более того?
Как бы не так.
А я ведь так надеялась, что ревела вовсе не из-за скорой разлуки с этим засранцем, укатившим сейчас с расфуфыренной девицей… Так хотела верить, что меня доводит до истерики всего лишь скорая необходимость искать нам с Ангеликой новое пристанище. Настоящее, не фейковое, как это было подле Юлиана… Но, выходит, просчиталась.
Боже, Эмили, какая же ты… Катастрофа!
— Ну, Лэсси, — обращаюсь к сидящему у моих ног ретриверу, — пора ехать домой. Тебя, верно, уже заждались!
Та не заставляет просить себя дважды и прыгает на переднее сидение. Я укрепляю автокресло с Ангеликой и готовлюсь занять водительское сидение, когда из-за угла выныривает все тот же красный кабриолет… Взвизгивает тормозами, привлекая всеобщее внимание, и я вижу Юлиана, направляющегося в мою сторону…
— Эмили… Катастрофа, — поправляется он на бегу, — ты еще не уехала…
Мое сердце пропускает удар. Буквально… Гляжу на него в трепетной надежде услышать что-нибудь душевное, чувственное… Любовное, блин. Но он произносит:
