Такое ego послушно и чистосердечно исповедуется, после чего – пластиковый прямоугольник – возвращается ко мне в карман. Субъект? Да. Объект? Да. И еще – двойник. Двуликий, как пациент, больной по-своему, но открытый, как пейзаж, медицинскому взгляду. Компетентный и некомпетентный… Двуликий, как гражданин, публичный и частный.
Образ сегодняшнего общества
В незабвенные времена некие люди задумали вместе построить высокую башню. Прибывшие из разных земель, они говорили на разных наречиях, не понимали друг друга, и замысел их потерпел неудачу. Нет взаимопонимания – нет и команды; нет коллектива – нет и здания. Вавилонская башня едва возвышалась над землей. Минули тысячелетия.
Как только в Израиле, Вавилоне, Египте пророки и книжники научились писать, команда стала возможной, а с нею и храм, зиккурат, пирамида. Минули тысячелетия.
Однажды утром в Париже собрались люди, решившие устроить Всемирную выставку, и предприняли еще одну подобную попытку. Умный человек начертал на листе бумаги план, выбрал материалы, рассчитал их сопротивление и переплел стальные балки, взметнувшиеся на трехсотметровую высоту. С тех пор на левом берегу Сены днем и ночью несет свой караул Эйфелева башня.
От египетских пирамид из камня до Эйфелевой башни из металла глобальная форма остается твердой, твердыней – в смысле крепости или государства[18]. Устойчивое равновесие смыкается в ней с моделью власти, неизменной при множестве внешних вариаций – религиозных, военных, экономических, финансовых, научных… Властью всегда обладает немногочисленная верхушка, накрепко связанная деньгами, военной мощью или иными средствами господства над широким основанием внизу. Между каменным чудовищем и железным динозавром нет принципиальной разницы: одна и та же форма, в Париже – ажурная, прозрачная, изящная, в пустыне – компактная, тяжеловесная, но и там, и там остроконечная вверху и расширяющаяся книзу.
Демократическое решение ничего не меняет в этой схеме. Сядьте в круг на земле, и вы будете равными, говорили древние греки. Эта коварная ложь притворяется, что не видит с основания пирамиды или башни центр круга, являющийся на земле проекцией вершины, местом приземления возвышенного пика. Коммунистическая партия проповедовала демократический централизм, по-своему подхватывая эту старинную сценическую иллюзию, тем временем как в ее центре шли депортации, пытки, казни, чинимые Сталиным и его приспешниками. За неимением реальных перемен мы, находящиеся на периферии, предпочитаем столь страшному соседу далекую, теряющуюся в облаках власть. Наши предки-французы устроили революцию не столько против короля, довольно популярного, сколько против злодея-барона поблизости.
Хеопс, Эйфель… – одна и та же твердыня
Мишель Отье, гениальный выдумщик, вместе со мной как ассистентом, планирует устроить на правом берегу Сены, напротив Эйфелевой башни, необычный древообразный факел[19]. Через разбросанные по миру компьютеры люди смогут внести свои паспортные данные, свои Ка – закодированные идентичности – в виртуальный и колоссальный образ сообщества, создаваемый ярким и разноцветным светом лазера, который взметнется над землей, представив их неисчислимую сумму. Каждый по доброй воле войдет в виртуальную и вместе с тем зримую команду, которая сплотит в этом едином и множественном образе всех индивидов рассеянного по Земле коллектива с их собственными, конкретными и закодированными, качествами. В этой высокой, как башня, иконе общие характеристики сольются в подобие ствола, более редкие качества станут ветками, а единичные – листьями или почками. А поскольку и сумма, и каждый участник будут меняться день ото дня, древо будет вибрировать, точно объятое пляшущим пламенем.
Напротив стальной, непреклонной Башни, гордо несущей имя своего мастера, возвысившей до небес его голос и позабывшей о тысячах тех, кто сражался со сталью ради нее, порой окончив здесь свои дни, будет неистовствовать в танце новая башня – меняющаяся, мобильная, неудержимая, пестрая, пятнистая, узорчатая, переливчатая, лоскутная, мозаичная, музыкальная, калейдоскопичная, искрящаяся цветными огнями коллектива-сети, при всей своей виртуальности как нельзя более реальная – отображающая вклад каждого участника, значимый и решающий, стоит тому лишь захотеть. Так и сегодняшнее общество, летучее, текучее, живое, показывает тысячи огненных языков вчерашнему – былому – монстру, стойкому, пирамидальному, застылому. Мертвому.
