Детям - страница 113

Шрифт

Интервал

Он всегда говорил «Тра́бизон», раз заходила речь о Турции.

– А к вам, в Грецию, на Хиос?

– Совсем далека… Тра́бизон, потом далека…

– А в Каир можно?

– Не можна… Не знай… Трабизон можна, Хиос можна…

– Можно и в Каир, – отзывался капитан. – Лево руля!..

Помню, в начале июля возвращались мы с такой прогулки. Жоржик всю дорогу был очень весел, даже рассмешил всегда задумчивого Димитраки. Но когда стали подходить к берегу, все оживление его пропало. Сидел насупившись и смотрел в воду. Море было покойно, ни малейшего ветерка, так что пришлось пустить в дело весла. И странно, эта тишина моря и молчание, которое пришло как-то сразу, подействовали удручающе на всех. Капитан уже не командовал. Димитраки опустил голову.

– Ты что, Зорзик? Скучни, а?

– Есть захотел… – сказал капитан. – Запоздали сегодня.

– Не хочется домой… – сказал, как бы про себя, Жоржик.

– Вот и посиди на бережку, а мы обедать пойдем.

Причалили. Димитраки побрел к себе.

– Посидим здесь… не хочется домой… – сказал мне Жоржик. – Немного посидим… Ну пожалуйста.

Мы остались. Капитан пошел вперед, наказав скорей приходить. Сидели молча. Какая-то тихая грусть была под небом, в нежном освещении вечера. Солнце ширилось и краснело, опускаясь к водам. Морской куличок одиноко стоял на бережку, под камнем. Пискнул и полетел. Жоржик лежал лицом к земле, точно рассматривал гальку. Прошло минут пять.

– Жоржик, пора…

Он лежал, уткнувшись носом в мелкую гальку, недвижный. Вдруг его плечики задергались часто-часто.

– Жоржик! Что ты? Жоржик…

Он не поднимал головы и еще теснее прильнул лицом к земле.

– Жоржик…

Я взял его за плечи, но он упирался и не показывал лица. Он плакал.

– Милый мальчик… Ну, скажи мне… Тебе будет легче… Что с тобой?

Его плечики затрепетали сильней, но он все же не показывал лица: он не хотел, чтобы видели его слезы. Он трепетал, как выброшенная на берег рыбка. Я взял его за плечи и поднял. Лицо было мокро от слез.

– Оставьте меня! Оставьте!! Не хочу, не хочу!..

Он вскочил на ноги и побежал вдоль берега. Я поспешил за ним. Так мы шли минут пять. Наконец он остановился и обернулся ко мне.

– Вы не сердитесь? – еще издали закричал он. – Вы, пожалуйста, не сердитесь… Мне хотелось, чтобы никого, никого не было… Плакать хотелось… – совсем тихо сказал он, когда я подошел к нему. – Так тут… у меня тут… – показал он около горла, – тяжело…

Он говорил как взрослый и извинялся за беспокойство.

– Что за пустяки! Я, конечно, не сержусь… Чего же плакать! Мы так весело прокатились…

– Да… И мне сперва было весело… Ведь сегодня середа, да? Значит, был пароход?! Письмо от мамочки! Письмо от мамочки!.. – Он даже запрыгал. – Пойдемте, пойдемте скорей!.. Я совсем забыл. Пойдемте же скорей! Догоняйте меня…

И он побежал быстро-быстро. Потом остановился.

– А Димитраки ни от кого не получает писем? Должно быть, ни от кого… Знаете что? Давайте напишем ему!

– О чем же ему написать? Он и читать-то не умеет…

– Он получит и покажет нам, а мы прочтем. Давайте… Только что же ему написать… Я придумал! Напишем, что он очень хорошо делает фелюги, а? Или что мы завтра придем к нему в гости, а?..

Когда мы подходили к террасе, капитан поднялся с кресла и поспешно скрылся.

– Дядя Миша-то! Он прячется! Дядя Миша! Дядя Миша! Видел, видел!

Жоржик побежал за ним. Я остановился на террасе, не понимая, в чем дело: капитан так стремительно исчез. На столе я заметил смятый серый листок.

Телеграмма…

Слышно, как Жоржик стучал кулачками в дверь кабинета и кричал:

– Отворяй, отворяй! Я видел тебя, видел!..

Но не отворялась дверь.

У меня мелькнула тревожная мысль. Что за телеграмма? Сейчас Жоржик вернется… Я схватил телеграмму и сунул в карман.

– Спрятался дядя… А писем нет?

И Жоржик, как всегда, подбежал к столу.

– Писем нет… – услыхал я разочарованный голосок. – Ну что это…

Послышались тяжелые шаги, и вошел капитан. Его лицо и особенно глаза были красны.