…Идею о старушке я воспринял в штыки. Да другого и быть не могло: только-только став свободным человеком, я снова попадал в рабскую зависимость!
— Не хочу я твою старушку! — кричал я на маму. А она, соответственно, на меня:
— А тебя никто не спрашивает, понятно?
…Старушка-пенсионерка нашлась довольно быстро. Это была Маруся Ивановна с первого этажа. Маме она сразу понравилась своим весёлым и добродушным характером.
— Я ему и щей наварить могу! — весело объявила Маруся Ивановна.
Щи я не любил, предпочитал борщ. Я мрачно посмотрел на Марусю Ивановну и отрицательно покачал головой.
— А оладьи? — не унималась она. Мама сказала:
— Ну что вы, зачем вам себя утруждать. Я ему всё приготовлю с вечера, а вы только разогреете.
— Можно и разогреть, — разочарованно вздохнула Маруся Ивановна.
— Ну вот и хорошо, — мама зачем-то заглянула в пустую кастрюлю. — Давайте договоримся о цене. Лёва, выйди!
— Да ладно, что договариваться, — смутилась Маруся Ивановна. — Как вы люди хорошие, то не обидите.
Мама быстро вытолкала меня из кухни, и, чуть не плача с досады, я побежал гулять.
…А назавтра маленькая, крепкая Маруся Ивановна в тёплой шерстяной кофте розового цвета уже встречала меня у школьного крыльца.
Так мама ненароком лишила меня лучших в моей жизни минут.
Мои новые товарищи разбегались из школы в глухие дворы, где растут столетние липы, где у всех покосившихся заборов легко отваливаются доски, где много ржавого, трухлявого и интересного. Лишь я один плёлся домой по любимым переулкам под присмотром Маруси Ивановны.
Я боролся с ней разными методами. Задерживался в школе, глядя тайком из окна на нервничающую няньку: в школу она заходить боялась, но и поста своего никогда не покидала. Отказывался есть, глотая слюнки при виде любимых котлет. Все эти фокусы Маруся Ивановна сносила с добродушным спокойствием старого, мудрого человека.
…Но однажды я всё же нашёл слабое место в непроницаемом характере Маруси. Она любила спорить.
Споры мы затевали самые разные: о том, какие пельмени вкуснее: горячие или холодные? Кто лучше — мужчина или женщина? Есть или нет оружие в кобуре у милиционера?..
Мы спорили и о том, какого цвета кофта у Маруси Ивановны, розовая или оранжевая, где люди честнее — в селе или в городе, с кем хуже воевать — с фашистами или американцами, что вкуснее — блины или оладьи; всего сейчас и не упомнишь…
Наши споры обычно продолжались вплоть до прихода мамы. Обычно к этому времени мы уже сидели оба красные, надутые и молчали. Ждали, что она рассудит спор.
К вечеру наши дебаты достигали высшей точки кипения.
— У папы знаешь какая зарплата? Тыща рублей! — кричал я.
— Да? — ехидно отвечала Маруся Ивановна. — А почему ж ты тогда на обед черепаховый суп не ешь?
— А потому что черепах не едят! Зачем я их буду есть?
— А вот и едят!
— А вот и не едят!
Когда в двери наконец поворачивался ключ и в квартиру входила весёлая мама, под потолком висела всегда нехорошая тишина.
Мама очень обижалась, что я спорю с Марусей Ивановной.
— Она же пожилой человек! — убеждала мама меня. — Зачем ты её из себя выводишь? Она же нам помогает, пошла навстречу…
Я понимал маму. Каждый вечер она попадала в неловкое положение, кого-то ей приходилось обижать — или меня, или Марусю Ивановну. Но тайком от меня она сердилась и на няньку.
— Ну как ребёнок, честное слово, — жаловалась она вечером папе. — Застрянет на одном месте, и хоть ты тресни. Вот скажи: какие пельмени вкуснее — холодные или горячие?
— Не знаю, — говорил папа.
— И ты туда же! — вздыхала мама. — Да согласись ты с ребёнком один раз, он и отстанет. Ему бы только дай поспорить.
С каждым днём Маруся Ивановна становилась всё мрачнее и мрачнее. Она старалась скорей накормить меня и уйти к себе на первый этаж.
— Если что нужно будет, спустишься в шестую квартиру, — сухо говорила она на прощанье.
…Я чувствовал себя победителем. Но, увы, это была преждевременная радость.
Как-то раз Маруся Ивановна достала из холодильника рыжую луковицу, налила в стеклянную баночку холодную голубоватую воду и сунула луковицу туда.
— Это зачем? — поинтересовался я.
— Прорастёт. Лучок зелёный будем есть, свежий, — стараясь сохранять спокойствие, сказала Маруся Ивановна.
