Детство Лёвы - страница 12

Во всём этом была мучительная неразрешимость. Я не мог объяснить, что со мной. Я только знал, что дело не в том, и не в этом, а совсем, совершенно в другом! Это другое было гораздо важнее, чем мои крики, мамина обида и всё прочее! Это другое и был я сам, со своим глухим упрямством, с сосущей слабостью в затылке и под коленками, с заиканием и веснушками на носу — и это всё вместе так плохо склеивалось, соединялось, сливалось, а тут его ещё дёргали с каким-то килограммом сахарного песку и батоном хлеба.

Почему я закричал на маму, что за тяжесть в голове, почему я боюсь кассирши и сижу, как дурак, здесь?

И вдруг я понял, что убежал сюда не от родителей и не от булочной.

Я сбежал сюда от щемящего чувства тревоги. Это оно ходило за мной по пятам, с самого утра, как насморк или икота.

Это оно сделало меня злым и разбитым.

Моя тревога — это и был я. Она не могла бы кончиться, даже если бы мама и папа встали сейчас передо мной на колени, а вместо булочной предложили пойти в зоопарк.

…И мне показалось, что эта тревога всегда будет со мной. И что если взять с собой в магазин на всякий случай сто рублей, чтобы уж точно на всё хватило, она всё равно будет жечь потихоньку, как прожигает линза из сломанных очков листок бумаги — сначала жёлтое пятнышко, потом чёрное, потом дым. Ведь солнце горячее.

Тревога за всё — чтобы не погасло солнце, чтобы всё успеть. Чтобы тебя не разлюбили…

Чтобы не показаться смешным, не стать дураком, не делать никому плохо.

— Ты там живой? — с любопытством спросила мама и постучала в дверь. Я молча щёлкнул задвижкой, вышел и протянул ладонь за рублем.

— Да ладно, можешь не ходить, — удовлетворённо сказала мама и чуть-чуть подтолкнула меня к двери, несильно, необидно.

Я ещё раз посмотрел на своё убежище.

Всё так же равнодушно блестел кафель, пахло хозяйственным мылом, шумно текла вода.

— Воду-то зачем включил? — спросила мама и повернула кран.

Стало тихо.

Я снова вышел во двор и почувствовал, что жить стало легче.

Обида совсем прошла. Да и была ли она вообще?

Когда я был маленький, о моём упрямстве ходили легенды. Нужно при этом отметить, что легенды ходили в довольно узком кругу — я, мама и папа. Тем не менее, мама много раз повторяла их, так много, что в моей голове они превратились в целый сборник легенд, наподобие подвигов Геракла.

Вот одна из них.

…Осенью я пошёл в первый класс. Мне всё сначала очень нравилось: большая светлая школа, учительница, палочки с ноликами, а самое главное — возвращение из школы домой.

Возвращаться домой из школы мне было необыкновенно приятно. В тихих пресненских переулках с полуразвалившимися деревянными домами бегали кошки, носились сухие листья, в водопроводных люках булькала подземная вода.

Народу тут никого не было. Можно было идти медленно, думать о своём или глазеть по сторонам.

Машины в переулках почти не ездили, так что жизни и здоровью ученика ровным счётом ничего не угрожало.

Однажды я в такой тихой задумчивости обошёл маленький деревянный барьерчик с жёлтыми и красными полосками, и вдруг увидел, что рядом со мной с грохотом падают кирпичи, разбиваясь на мелкие кусочки. Пока я наблюдал, как красиво и медленно тает в воздухе красная кирпичная пыль, какой-то добрый человек подбежал ко мне, сильно дёрнул за руку, и когда мы уже очутились на другой стороне переулка — крепко и громко отругал.

Зачем-то я рассказал об этом случае маме. Она охнула, схватилась за сердце. Её и раньше волновал теоретический вопрос, — не собьёт ли меня какой-нибудь грузовик нечаянно — а тут она и вовсе разнервничалась.

— Вот что, — сказала она папе. — Надо найти какую-нибудь старушку, чтобы она отводила его из школы и разогревала обед. А то того и гляди потеряем единственного сына: или кирпич на голову свалится, или дом взорвёт.

Это мама намекала на то, как я включал газовую плиту. Тут действительно были некоторые трудности: пока я вынимал спичку из коробка, пока закрывал коробок обратно и чиркал ею — проходило порядочно времени. Если включить газ заранее, получался довольно приличный пых. Если же не включать заранее, а включать, когда спичка уже зажглась, — обязательно обожжёшь пальцы. Поэтому я предпочитал съедать котлеты холодными. Так они были ещё вкуснее.