— Ребята, идите к себе, — негромко приказал отец, возвращаясь к столу.
Дети послушались. Гризли уже настолько привык к их молчаливому послушанию, что удивился бы скорее взрыву смеха или шумному недовольству. Ведь ребят прогнали в комнату как раз тогда, когда между взрослыми затевалась беседа!
— Вы не слишком строго с ними? — спросил Гризли, когда Никос плотно прикрыл за детьми дверь.
— Строго? — удивился отец. — Нет, что вы. Они очень избалованы, особенно бабушкой. Мы позволяем им практически всё, они присутствуют на семейных… — он засмеялся, погладил руку жены. — Да, на семейных советах. Но у нас каждый знает своё место.
У Гризли снова возникло ощущение назидательного религиозного кинофильма.
— Вы зря считаете, что мы принуждаем детей к служению или держим их в углу на коленях, — словно поймала его мысли Виола. — Такие мысли приходят в голову не только вам. Уверяю вас, принуждения в нашей семье нет и в помине. Всё очень просто. У взрослых есть право на свою жизнь, у ребят — на свою. И никто не вправе нарушать границы Мы вместе с ними установили правила и стараемся их соблюдать.
Гризли невольно заёрзал.
— Правила по Библии? — Супруги с улыбкой переглянулись.
— Дорогой Леонид, не надо воспринимать всё столь прямолинейно. Если мы верующие, это ещё не значит, что наши ребята не получат светского образования. Ребята раньше сверстников узнали о том, откуда берутся дети, что означают похабные слова и почему не стоит пробовать марихуану.
— И вы… — Гризли поёрзал на табуретке. — Вы уверены, что удастся их спасти от улицы?
— Не уверены. Поэтому уезжаем.
— Уезжаете? — до физика не сразу дошло. — В смысле? Переезжаете в другой район? А мне всегда казалось, что здесь наиболее тихие кварталы.
— Нет, нет, вы не поняли. Мы вообще уезжаем из города, — Никос приоткрыл дверь в прихожую, отодвинул занавеску. За занавеской в нише громоздились чемоданы. — Один наш хороший друг недавно получил приход в пригороде, в Новой Реке. Там очень красивая церковь, вы должны знать, потому что…
— Я знаю, — кивнул Гризли. — Потому что я возил туда первый класс на экскурсию. Там, кажется, собирались строить монастырь?
— Раньше собирались, до войны, — Виола поставила кофейные чашечки. — Ещё в шестидесятые годы планировали открытие новой мужской обители, но не нашли достаточно средств. Наши друзья…
— Извините, если мой вопрос покажется вам хамством. Кажется, я теперь припоминаю насчёт этого монастыря. Ведь это не официальная церковь? Вы принадлежите к секте?
— Позвольте вас спросить, а кто уполномочил смертного человека определять, что есть вера истинная, а что есть ересь? — спокойно перебила Виола. — Наши друзья верят в Иисуса и любят Иисуса. Разве этого недостаточно, чтобы разделить с нами кров?
— Мне вполне достаточно… — Гризли почувствовал, что краснеет. — Я надеюсь, что дело не дойдёт… но не потому, что вы…
— Вы — атеист? — спросил Никос.
— Знаете… Пожалуй, я гностик. Я верю, что мы потеряли нечто важное.
— Ваша точка зрения заслуживает уважения.
— Сегодня ночью мне подумалось, что лучше бы я был верующим. Я понимаю, это неправильно…
— Что неправильно?
— Неправильно, что человек идёт к Богу тогда, когда ему худо. Я потерял ребёнка…
— Не смейте так говорить! — одёрнула Виола. — Вы ещё её не потеряли.
— Потерял… Как выяснилось, потерял гораздо раньше, — понурился Гризли.
— Не печальтесь. Раз вы осознали свои ошибки, значит, их ещё можно исправить.
— Буду надеяться, — Гризли снова представил Лолу в обнимку с прыщавым уродцем Кисановым и непроизвольно скривился. Наверняка у её любимчика Кисы воняет изо рта. Сомнительно вообще, чтобы он когда-нибудь чистил зубы. Некоторые из этих богатеньких сынков приходят в гимназию в таком виде, словно нарочно окунулись в канализационный люк!
— Буду надеяться, — повторил он.
— Господь поможет.
— Стойте, стойте, — опешил физик. — Как вы думаете, неужели всё так серьёзно? То есть, я хотел сказать, что, конечно, в городе творится вакханалия, вероятно, это какой-то вирус, эпидемия агрессии, но не повод для побега…
— Это не вирус, — кротко улыбнулся голубоглазый Ник. — Виола, я не смог вернуть машину. Там никого нет.
