– Не понимаю, зачем нам это надо? – Макнери выдержал взгляд Гвен, но совершенно не убедил ее. – Мисс Мороу? Вы можете объяснить свои обвинения?
– Зачем?
– Затем, что это ненормально. Вы пришли сюда, чтобы мистер Адамс мог убедиться в вашей способности растить брата в одиночку, а вместо этого я слышу непонятные обвинения в каком-то несуществующем сговоре.
– Так уж и несуществующем! – Гвен искривила губы в улыбке-оскале. – А как же Томас? Думаете, я не понимаю, что все, что вы делаете, имеет целью лишь одно – забрать у меня брата?
– Это не так.
– Тогда напишите то, что убедит Адамса в моем здоровье, и забудем об этом.
– Я не могу.
– Значит, я права, и вы уже заранее все решили. Вы и мистер Адамс.
– Нет. – Доктор Макнери поднялся. Гвен предусмотрительно попятилась к двери. – Пожалуйста, успокойтесь, мисс Мороу.
– Что вы задумали?
– Ничего.
– Тогда сядьте за стол.
– Если вам так будет спокойнее, – доктор подчинился. – Но я хочу, чтобы вы поняли – ни я, ни мистер Адамс не желаем вам вреда.
– Конечно, вам нужен мой брат.
– И брат ваш нам не нужен. Я просто психолог, а мистер Адамс – социальный работник. Поверьте, даже если у вас действительно имеется какое-нибудь психическое расстройство, то никто не заберет у вас Томаса. Вам выпишут лекарство, назначат дни, когда нужно приходить на прием, и все. Никто даже не осудит вас – мы понимаем, смерть матери, смерть любимого человека всегда крайне болезненна и сложна для примирения.
– Ну я же говорю, что вы уже все решили! – Гвен шагнула вперед. – Почему я не могу лечиться у своего врача? Чем плох доктор Лерой? Не такой импозантный, как вы? Согласна, зато он никогда не станет разыгрывать меня фальшивой фотографией несуществующих близнецов!
– Это просто часть терапии…
– Ах, значит, вот как вы собираетесь меня лечить?! Простите, но так вы быстрее сведете меня с ума, чем вылечите! Хотя этого, думаю, вы и добиваетесь! – Гвен замолчала, тяжело переводя дыхание. Доктор Макнери устало покачивал головой. – Что, уже придумали для меня диагноз?
– Нет, мисс Мороу. Пока нет, – он говорил так тихо, словно хотел проверить ее слух.
– Значит, я могу идти? – Гвен впилась в него усталым взглядом. Доктор Макнери не ответил. – Значит, могу.
Она развернулась, сделала несколько неуверенных шагов к двери, услышала голос доктора, остановилась.
– Как сильно вы ненавидели свою мать, мисс Мороу? – спросил он. Гвен решила, что отвечать нет смысла, сделала еще пару шагов к выходу. – Как сильно ваш брат любил вашу мать?
– Думаю, я уже ответила на все ваши вопросы, доктор, – сказала Гвен, берясь за ручку. – Теперь написать заключение вам не составит труда.
Она вышла в приемную. Томас сидел рядом с Адамсом, разглядывая фотографии автомобилей.
– Иди сюда, мы уходим! – сказала Гвен брату, чувствуя, как в ней снова начинает закипать злость.
Адамс поднялся. Доктор Макнери вышел из кабинета.
– Думаю, вам есть о чем поговорить, – сказала им Гвен, взяла брата за руку, вышла на улицу.
«Фиеста» завелась с третьего раза, заставив немного взволноваться. Гвен почему-то начало казаться, что если она останется здесь еще хоть на пять минут, то точно сойдет с ума. Нервозность стала такой сильной, что едва не переросла в панику. Лишь проехав пару перекрестков, Гвен удалось успокоиться. Она обернулась к Томасу и спросила, не возражает ли он, если она оставит его на день у своей подруги, а сама поедет на работу. Томас покачал головой и начал строить планы, чем займется, когда встретится с сыновьями Лорель. Гвен слушала его вполуха, машинально отвечая на детские вопросы. В голове звенела пустота, хотя руки еще едва заметно дрожали.
– Ну, как все прошло? – спросила Лорель, предварительно одобрив ее костюм и отправив Томаса на задний двор, где уже играли дети.
– Не знаю. По-моему, плохо, – призналась Гвен, задумалась на мгновение и решительно кивнула. – Определенно плохо. – Она монотонно попыталась пересказать то, что происходило в кабинете доктора Макнери. Подробности предательски стерлись. Осталась лишь сцена с фотографией. – Он обманул меня, представляешь? – попыталась возмутиться Гвен, но так и не смогла. – Разыграл, как ребенка. – Она потратила пару минут на описание мальчиков-близнецов, затем попыталась вспомнить, как ушла из кабинета. Рассказ стал окончательно сбивчивым, больше напоминавшим дурной сон, когда запоминаются какие-то мельчайшие детали, а суть ускользает, оставляя эмоции.