– Разве ваша мать не была и его матерью?
– Была, но… – Гвен заставила себя замолчать, чувствуя подвох.
– Могу я узнать, как Томас перенес смерть матери?
– Я правда не понимаю, почему мы сейчас должны говорить о моем брате, – осторожно сказала Гвен.
– Мы говорим о вас, – возразил ей доктор.
– Не очень заметно, – она глуповато улыбнулась.
– Разве брат сейчас не часть вашей жизни? Большая часть вашей жизни. Нет?
– Да, но я все равно не понимаю…
– Мать тоже была частью вашей жизни. Она умерла, а вы слишком заняты сейчас своим братом, чтобы понять, что самого близкого для вас человека больше нет.
– Томас был для меня самым близким человеком, а я для него.
– Разве Томас не любил свою мать?
– А вы думаете, можно любить свихнувшегося человека?
– Боюсь, моя практика подсказывает, что дети в этом возрасте способны любить любого родителя.
– Дети в этом возрасте любят тех, кто любит их. Так что, боюсь, ваша практика подсказывает вам неверно. – Гвен выдержала взгляд доктора и только потом отвернулась. Он молчал, продолжая наблюдать за ней. Молчал минуту, другую. – Что-то не так? – не выдержала Гвен, бросая на него короткий взгляд.
– Почему вы так решили? – его скрещенные на животе пальцы в очередной раз вздрогнули, привлекая к себе внимание.
– Вы ничего не говорите, ни о чем не спрашиваете меня…
– Вас это смущает?
– Меня?! – оживилась Гвен, сникла, задумалась, осторожно кивнула. – Немного.
– Почему?
– Не знаю. Я ведь на приеме у вас, а не вы у меня.
– Хорошо. И о чем бы вы меня спрашивали? – на лице доктора Макнери появилась едва заметная дружеская улыбка. – Я имею в виду, если бы вы были доктором, а я пациентом?
– Не знаю, – Гвен растерянно пожала плечами, – спросила бы, женаты ли вы, – она посмотрела на пальцы доктора, увидела обручальное кольцо. – Тогда сколько у вас детей? – теперь Гвен посмотрела на стол, где стояла рамка с фотографией.
– Можете посмотреть, – сказал доктор.
Гвен помялась, но затем решила, что отступать уже все равно поздно. Она подошла к столу, взяла фотографию. Два золотовласых мальчика смотрели в камеру чистыми, как небо, глазами.
– Близнецы?! – Гвен повернулась к доктору, невольно улыбаясь.
– Очаровательные, правда? – спросил он, заставив Гвен согласно закивать.
– Вы, должно быть, до безумия любите их, – сказала она, осторожно ставя рамку на стол.
Доктор улыбнулся и покачал головой. Гвен нахмурилась, но продолжила улыбаться, решив, что просто что-то неверно поняла.
– Нет. Вы правы, – сказал доктор, читая ее мысли. – Я не люблю их. Я даже не знаю их имен, – он смотрел на Гвен, изучая ее реакцию. – Это не мои дети. Я даже не знаю, настоящая ли это фотография.
– Но… – Гвен растерянно посмотрела на рамку, которую поставила на стол.
– Я ничего не говорил вам, Гвен. Вы увидели только кольцо, а все остальное додумали сами, решив, если я женат, значит, у меня должны быть дети. – Он выдержал небольшую паузу. – Вы допустили ошибку здесь. Подумайте о своем брате, о том, что вы говорили о его отношении к своей матери. Нет ли ошибки и там? А то, что вы говорили о болезни матери? Нет ни одного документального подтверждения, что у нее была шизофрения, – доктор Макнери сел за стол. – Мисс Мороу, Гвен, могу я спросить вас напрямую? – он посмотрел на нее долгим, пытливым взглядом. Она не дала согласия, но и возражать не стала. – Мистер Адамс рассказал мне, что вы ночевали в комнате матери, на ее кровати.
– Это была случайность, – тихо сказала Гвен, но Макнери продолжил, словно и не слышал ее.
– Сегодня мистер Адамс позвонил мне и сказал, что вы провели ночь на крыльце, в кресле, где ваша мать покончила с собой. Не хотите объяснить, почему?
– Нет, – Гвен перестала смотреть на доктора, уставившись за окно. Родившиеся утром подозрения вернулись.
«Они не хотят проверить мою голову. Они хотят определить меня в сумасшедший дом», – решила она.
– Мисс Мороу?
– Что, Эл? – Гвен наградила Макнери усталым взглядом.
– Я вас обидел?
– Нет.
– Тогда почему вы…
– Потому что в этом нет смысла, – она с трудом смогла удержаться, чтобы не схватить со стола фальшивую рамку с фотографией мальчиков-близнецов и не швырнуть куда-нибудь. – Вы ведь уже все решили, верно? – ей в глаза бросились белые листы на столе. – Сделали уже все необходимые записи?
