Над столом прокатывается дружное «Ура!»
«Солдафоны», – следующее после осознания того, что я выпил «рябины на коньяке», приходит ко мне в голову.
Вторую мы пьём за Настиных родителей. Из них на празднике присутствует только отец, высокий худой мужчина с серьёзным волевым лицом. Он сидит практически напротив нас с Настей, рядом с бабушкой. Из того, что другой женщины подходящего возраста возле него нет, а обручальное кольцо он носит на левой руке, я заключаю, что Настины родители находятся в разводе. Не меняя выражения лица, отец моей спутницы опрокидывает в себя рюмку, потом также без выражения ставит её на стол.
«Каменное лицо, – думаю я, – наш человек».
Вторая, как ей и положено, пьётся легко. Спустя полминуты мне становится гораздо спокойнее. Скованность постепенно проходит, по телу расползается тепло и благость.
– Закусывать не забываем, – наставительно шепчет Настя, подкладывая мне в тарелку салат «Мимоза».
Поблагодарив её, закусываю. Салат тоже отменный, даже не знаю, с чем сравнить.
– Это Настёна утром готовила, – читает мои мысли бабушка, – она у нас мастерица.
Поворачиваюсь к имениннице с целью выяснить, так ли это, но та встречает мой вопросительный взгляд сведёнными к переносице глазами, вызывая у меня приступ беззвучного смеха.
– Это недобросовестная реклама, – поясняет она, – я не умею готовить.
Тёмсик снова наливает мне до краёв. Теперь я не против – хмель окончательно успокоил нервы и притупил бдительность.
– Ну что, с вас тост, молодой человек, – обращается ко мне через стол подводник, – дерзайте!
– За прекрасных дам! – говорю я, вставая.
Под одобрительное мычание поднимаются остальные.
– Не подкачали, – хвалебно кивает мне подводник, – не подкачали…
Звенят бокалы. Я замечаю, что, чокаясь, Настин отец избегает встречаться со мной взглядом. В каком-нибудь другом случае меня бы это, наверное, обеспокоило, но сейчас я даже рад. Отвесив поклон сначала в сторону бабушки, а затем Насти, выпиваю залпом.
«Это даже лучше, что меня не воспринимают тут серьёзно, – думаю я про себя, – теперь главное – не напиться».
– Валерий, расскажите нам о себе, – просит меня бабушка после того, как я закусил и расслаблено откинулся на спинку дивана.
Рассказываю. Сначала про себя, потом про родителей, потом про их родителей и так вплоть до моего прапрадеда, участника Русско-японской войны – самого дальнего моего предка, о котором я имею какие-то сведения. Я понимаю, что для женщины возраста Настиной бабушки рассказ о чьей-то семье – это самое интересное, что она может от кого-то услышать, поэтому моё повествование получается подробным, может быть, даже слишком. Я ещё недостаточно пьян, моя речь, как мне кажется, складна, предложения закончены, слов-паразитов практически не наблюдается. Меня никто не перебивает, лишь иногда бабушка и подводник задают наводящие вопросы. Остальные, в том числе и Настя, молчат.
– Ну, спасибо молодому человеку за столь детальный рассказ, – тяжёлым низким голосом заключает Настин отец, когда я иссякаю, – а теперь давайте вспомним, по какому поводу мне здесь сегодня собрались.
Моя рюмка вновь полна. Тёмсик смотрит на меня выжидающе. Отворачиваюсь от него и встречаюсь глазами с Настей.
– Твоё здоровье, Настя, – говорю я, как мне кажется, с наивозможнейшей искренностью в голосе, – всего тебе хорошего… здоровья, денег, любви…
Чуть покрасневшая именинница чокается со мной высоким фужером с шампанским.
– Горько, бля, – слышу я сзади издевательский голосок Тёмсика.
«А почему бы и нет», – думаю я, слегка наклоняюсь к Насте и под звон бокалов целую её в щеку. Кровь приливает к моему лицу; кажется, я даже слышу звон в ушах.
– Ну, ты и нахал, – восхищённо шепчет Настя мне на ухо.
Её слова вгоняют меня в краску ещё больше. Чтобы никто не заметил моего смущения, устремляю взор в свою тарелку, на которой, откуда ни возьмись, появилось горячее – огромная отбивная, в окружении замаскированной зеленью рассыпчатой парящей картошки.
«Это, наверное, повкуснее «Мимозы» будет», – думаю я, начиная все это великолепие энергично уплетать.
– Ну-ка посмотри мне в глаза, – говорит Настя мне чуть погодя.
