В момент, когда мы, щурящиеся от непривычно яркого света, заходим в мастерскую, на кругу, широко раскинув руки, стоит обнажённый по пояс незнакомый мне молодой человек. Напротив него – Панк Петров в грязном халате с засученными по пояс рукавами, а чуть поодаль, меж двух статуй, плотный молодой мужчина с круглым розовым лицом и маленькими влажными глазками. На мужчине надето не застёгнутое длинное чёрное пальто, из-под которого выглядывает огромный усыпанный каменьями крест, чей вид воскрешает в памяти Татьянину историчку.
При нашем появлении молодой человек на кругу принимает обычную позу и проворно облачается в висевшую до этого на стуле длинную белую рубаху без пуговиц. Когда он, уже одетый, покидает место, на котором стоял, становится видна торчащая примерно из середины круга Т-образная деревянная конструкция. Мужчина в пальто, складывая пальцы в замок на выпирающем из пальто брюхе, молча поворачивается в нашу сторону всем телом.
– Это мои друзья, – представляет нас Панк Петров, – Валерий и Татьяна.
Делаю приветственный жест рукой (Pies!). Обозначенный мужчина реагирует на него странно: продолжая молчать, смотрит на нас, словно посетитель зверинца на экзотических тварей – с нескрываемым детским любопытством в глазах.
– Добрый вечер, – говорю я, протягивая руку.
– Отец Матвей, – будто очнувшись, отзывается он, – а это, – он показывает рукой на парня на кругу, который успел поверх рубахи надеть ещё и какой-то несуразный пиджак, – Серафим. Наш служка.
Пожимаю по очереди сначала пухлую мягонькую ладошку отца Матвея, которая с мороза кажется горячей, а затем узкую и холодную Серафима. Татьяна ограничивается пожеланием доброго вечера обоим и кивком головы.
Как обычно бывает в случаях, когда рядом оказываются незнакомые люди, повисает неудобное молчание.
– Мы обсуждали мою новую работу, – нарушает его Панк Петров, – для церкви.
– Для чего, не понял? – переспрашиваю я.
– Для церкви… – отвечает тот и отводит глаза.
– В Пушкино строится храм Вознесения Господня, – берёт слово отец Матвей, – я курирую внутренне убранство. Нам удалось кое на чём сэкономить, поэтому принято решение украсить южный неф скульптурной композицией. Мы с Олегом как раз обсуждали её состав.
Всё ещё не понимая, что происходит, смотрю на вчерашнего безбожника и не могу сдержать удивления. На моём лице, должно быть, даже ничего не смыслящий в физиономистике мог бы с лёгкостью прочитать: «И как же всё это понимать, дорогой товарищ?» Но дорогой товарищ будто бы ослеп – стараясь не встречаться со мной взглядом, делает вид, что всё в порядке.
– В центре будет, естественно, распятие, – не обращая внимания на наши гляделки, продолжает отец Матвей, – по обе стороны от которого будут стоять коленопреклонённые фигуры Иосифа и Марии. Возможно, за ними будут стоять святые, также приклонившие колени перед сыном божьим, но это ещё под большим вопросом, смета у нас не резиновая. Осталось решить, как быть со святым духом…
На полуслове он замолкает. Похоже, в его расширяющуюся книзу голову залетела какая-то важная мысль. Упёршись взглядом в Серафима, который, пользуясь моментом, слез со стола и придвинулся вплотную к калориферу, стоит он молча и недвижимо, подобно окружающим его статуям.
«Завис, – думаю я, – плохо дело…»
– Прошу прощения, – неожиданно подаёт голос Татьяна, – можно попросить чего-нибудь горячего попить, а ещё лучше выпить. Я замёрзла очень.
Услышав заветное слово, Панк Петров удаляется куда-то за статуи. Через секунду оттуда, куда он скрылся, раздаётся звук падающего на пол тяжёлого предмета и негромкие матюги.
– Это не очень-то вежливо, девушка, перебивать старших, – с укоризной произносит спустившийся с небес ОТЕЦ Матвей, – особенно когда те духовного звания…
– Я думала, вы закончили, – отвечает Татьяна спокойно.
– Нет, я не закончил, я сделал паузу, задумался… – хмурится отец Матвей, – а вы меня с мысли сбили…
Я вижу, что они с отцом Матвеем встречаются взглядами, и что в глазах у обоих ни капли уважения друг к другу.
– Ну, извините, – примирительно говорит Татьяна, – в следующий раз дождусь, пока вы кончите, обещаю.
