Татьяна смотрит на меня с подозрением. Я прекрасно понимаю, что мой ответ её не удовлетворил, но другого у меня нет. Кроме того, я всегда следую правилу, которому меня научили на военной кафедре в институте: «Ближе к положительной оценке тот, кто озвучил неправильный ответ, чем тот, кто промолчал правильный».
– Теперь твоя очередь, – говорит Татьяна, – только давай быстрее, а то мне становится скучно.
Быстренько отыскиваю в памяти подходящий вопрос:
– Почему женщины в постели закрывают грудь простыней даже после того, как провели с мужчиной ночь?
Татьяна косится на свою прикрытую простыней грудь, при этом у неё образуется сразу три подбородка, но она это вовремя замечает и задирает голову как можно выше, отчего создаётся впечатление, что она неожиданно решила изучить те самые трещины на потолке.
Меня очень забавляют эти эволюции, но я не подаю вида.
– Так что там с грудями? – напоминаю я о вопросе.
– Здесь тоже два варианта, – отвечает Татьяна. – Первый: банальный стыд. Очень редко бывает, чтобы женщина была абсолютно уверена в безупречности своей груди. И второй: привычка слегка прикрываться с целью совращения. В этом случае над краем простыни обязательно будут видны соблазнительные округлости, вот так, – и Татьяна левой рукой чуть приподнимает снизу грудь, и над простыней появляются два полушария и край ареолы левого соска, – понял, дурачок?
Я киваю. Действительно, всё понятно: женщиной, как обычно, движет стыд и желание соблазнить мужчину. А чем движет мужчиной, то есть мной? Не то же ли самое? Стыд – тот же страх – и желание овладеть женщиной. Неужели у нас нет ничего другого? Если так, то всем родом человеческим руководит желание прикрыться и справить физиологические потребности. А как же тогда…
– Э-ге-й, – Татьяна теребит меня за плечо, – ну-ка выходим из посткоитальной прострации.
Медленно возвращаюсь в реальность.
– О чём задумались, молодой человек?
– О чём ещё может задуматься молодой человек? – вздыхаю я. – Разумеется, о женщинах.
Татьяна смеётся:
– Обычно мужики в постели думают о чём угодно, только не о женщинах.
Я поднимаюсь с кровати и начинаю слоняться по комнате в поисках трусов.
– Честно говоря, я думал о женщинах в контексте мужчин. Точнее, я думал, насколько же мы – мужчины и женщины – на самом деле друг на друга похожи.
– Уже начал себя морально готовить к приобретению гомосексуального опыта?
Швыряю в неё только что найденными трусами, но Татьяна ловко прячется под одеялом и мой снаряд с большим перелётом приземляется на кровать.
– Тебе, как писателю, такие мысли полезны, – вещает она из-под одеяла. – Я бы даже сказала, необходимы.
Залезаю обратно на кровать и хлопаю по тому месту, где предположительно находится Татьянина попа.
– Мимо, – слышится из-под одеяла.
Хлопаю ещё раз – в ответ доносится подтверждающий прямое попадание визг.
– Ладно, вылезай, – говорю я, приподнимая одеяло, – а то я тебя защекочу.
Татьяна аккуратно высовывается из укрытия.
– Щекотка запрещена Женевской конвенцией наряду с химическим оружием и кассетными бомбами. Тебя будут судить как военного преступника!
Обнимаю её через одеяло и сильно прижимаю к себе.
«Я люблю эту женщину, – говорю я себе, – люблю, люблю, люблю…»
– Задавишь, дурак! – пищит Татьяна. – Отпусти.
Разжимаю объятья и валюсь рядом.
– Мне хорошо с тобой, – говорю я и целую её в торчащую из-под одеяла макушку, – очень.
Татьяна покидает свой кокон и всем телом поворачивается ко мне. Её волосы взъерошены, а в глазах – знакомые искорки. Такой она была в «Жёлтой кофте», и совсем не похожа на ту серьёзную даму, которая полчаса назад читала «Вальсирующих».
– Как мне кажется, ты ждёшь от меня ответного признания, – говорит она, – так?
В знак согласия я ещё раз целую её, на этот раз в губы. Татьяна принимает поцелуй, но затем слегка отстраняется:
– А ты не боишься, что я тебе совру?
– А ты соврёшь?
На Татьянином лице образуется гримаса удивления:
– Конечно совру, я же женщина!
Эти её слова повергают меня к действиям. Запахнувшись в одеяло, словно в тогу, я поднимаюсь на одно колено, и делаю театральный жест рукой.
– Тогда не отвечай ничего! Пусть лучше я умру в незнании, чем буду ложью одурачен!
