Я поехал дальше, мимо нагромождений гранитных глыб, потом съехал на луговину с жесткими травами. Те же кричаще яркие штаны и короткие шорты, те же платочки в деревенском стиле, что и вчера, тот же легкий бриз, золотое солнце и ясно-голубое небо, тот же запах сосновой хвои, та же мягкая прохлада лета в горах. Но все это было сто лет тому назад, все откристаллизовалось во времени, как муха в янтаре.
Я свернул к Малому Оленьему озеру и запетлял среди огромных валунов, мимо маленького журчащего водопада.
Ворота земельных владений Кингсли были отперты, машина Пэттона стояла на дороге, носом к озеру, невидимому с этой точки. В машине никого не было. Картонный щиток на ветровом стекле по-прежнему призывал: «Оставьте Джима Пэттона в констеблях. Он слишком стар, чтобы работать».
Рядом с ним, носом в противоположную сторону, стоял видавший виды двухместный автомобильчик-купе, в котором я разглядел пижонскую светло-серую шляпу. Я остановил «крайслер» за машиной Пэттона, вынул ключ зажигания и вышел. Энди вылез из своей машины и уставился на нас неподвижным взглядом.
— Это лейтенант Дегармо из полиции Бэй-Сити.
— Джим там, сразу за гребнем. Он вас ждет. Он даже не позавтракал.
Мы пошли вверх, к гребню, а Энди вернулся в свой автомобиль. За гребнем дорога начала спускаться к миниатюрному голубому озерцу. Дача Кингсли на том берегу выглядела безжизненно.
— Это и есть Оленье озеро, — сказал я.
Дегармо молча поглядел на него, тяжело пожал плечами.
— Пойдем брать этого ублюдка. — Вот и все, что он сказал.
Мы пошли дальше. Из-за скалы поднялся Пэттон. Он был все в том же старом стетсоне, брюках хаки и рубашке, застегнутой до его толстой шеи. У звезды на груди все еще был погнут один кончик. Его челюсти работали в медленном жующем ритме.
— Рад видеть вас снова, — сказал он, глядя не на меня, а на Дегармо.
Он протянул руку и пожал жесткую лапу Дегармо.
— В последний раз, когда мы виделись, лейтенант, вас звали иначе. Что-то вроде псевдонима, так, что ли, это называется? По-моему, я отнесся к вам неправильно. Я извиняюсь. Думаю, я уже тогда знал, чье это фото.
Дегармо молча кивнул.
— Похоже, будь я тогда поумнее и веди себя правильно, можно было бы избежать многих неприятностей, — сказал Пэттон. — Может, удалось бы спасти чью-то жизнь. У меня душа не на месте, но я, опять же, не из тех, кто убивается слишком долго. Присядем-ка здесь, и вы мне расскажете, что мы нынче собираемся делать.
— Жена Кингсли убита в Бэй-Сити этой ночью, — сказал Дегармо. — Мне нужно поговорить с ним на этот предмет.
— Это надо понимать, что вы его подозреваете? — спросил Пэттон.
— И еще как, — прорычал Дегармо.
Пэттон потер толстую шею и посмотрел поверх озера.
— Он вообще не выходил из дому. Похоже, спит еще. На рассвете я побродил вокруг дачи. Радио там играло, и еще были звуки — вроде того, как человек балуется с бутылкой и стаканом. На глаза я ему не показывался. Думаю, так и нужно было?
— Сейчас мы пойдем туда, — сказал Дегармо.
— Вы, лейтенант, при оружии?
Дегармо похлопал себя под левой мышкой. Пэттон посмотрел на меня. Я покачал головой: оружия нет.
— У Кингсли оно тоже может быть, — сказал Пэттон. — Ковбойские перестрелки здесь у нас ни к чему. Меня за них по головке не погладят. У нас тут не те нравы, в нашей глубинке. А вы, сдается мне, из тех парней, которые живо хватаются за пушку.
— Когда надо, она у меня мигом появится в руке — если вы это имеете в виду, — сказал Дегармо. — Но мне сейчас нужно, чтобы этот Кингсли заговорил.
Пэттон посмотрел на Дегармо, посмотрел на меня, опять на Дегармо и сплюнул в сторону длинную струю табачного сока.
— Пока я не услышал ничего такого, что могло дать вам право хотя бы обратиться к нему, — упрямо сказал он.
Тогда мы сели на землю и рассказали ему, в чем состоит дело. Он выслушал нас молча, не моргнув глазом, а под конец сказал мне:
— Какой-то странный у вас способ работать на клиента. Лично я думаю, что вы, ребята, попали пальцем в небо. Ну ладно, пошли к нему, а там поглядим. Я войду первым — на случай, если вы говорили дело, а у Кингсли будет пушка, и он вдруг начнет дурить. Живот у меня солидный — отличная мишень.