Зеленый со слоновой костью коридор был тих, только в одном из номеров названивал телефон. Звонил настойчиво, становясь все громче по мере того, как я приближался к своей двери. Я отпер дверь. Это был мой телефон.
В темноте я прошел через комнату в угол, где на краю дубового стола стоял аппарат. Пока я дошел до него, он прозвенел не меньше десяти раз.
Я поднял трубку — это был Дерек Кингсли.
Голос его звучал напряженно и ломко.
— Господи Боже, куда это вы провалились ко всем чертям? — набросился он на меня. — Вот уже несколько часов я пытаюсь до вас дозвониться.
— Ну вот я и здесь, — сказал я. — Что случилось?
— Она позвонила.
Я стиснул трубку из всех сил, медленно вдохнул, медленно выдохнул.
— Продолжайте, — сказал я.
— Я недалеко отсюда. Буду у вас минут через пять-шесть. Будьте готовы выехать.
Раздались гудки.
Я стоял, держа телефонную трубку на полпути между ухом и рычагом аппарата. Потом очень медленно положил и посмотрел на только что державшую ее руку. Ладонь была полуоткрыта и судорожно напряжена, словно все еще сжимала трубку.
Раздался осторожный полуночный стук в дверь, я подошел и открыл ее. Кингсли выглядел огромным как лошадь в кремовом спортивном пиджаке из шотландской шерсти с желто-зеленым шарфом, обмотанным вокруг шеи под небрежно поднятым воротником. Красновато-коричневая шляпа с узкими полями была низко надвинута на лоб, из-под нее выглядывали его глаза, глаза больного животного.
С ним была мисс Фромсетт, в широких брюках, сандалиях, темно-зеленом жакете, без шляпы — волосы ее отливали колдовским глянцем. В ушах сережки в виде миниатюрных цветков гардении, в каждом ухе по два цветка, висящих один над другим. Вместе с ней в дверь вошел «Королевский Гиллерлейн» — шампанское среди духов».
Я запер дверь, показал на места для сидения:
— Для начала присядьте и выпейте.
Мисс Фромсетт села в кресло, скрестила ноги и оглянулась в поисках сигареты. Нашла ее, прикурила небрежным размашистым жестом и хмуро улыбнулась, глядя куда-то в угол потолка.
Кингсли стоял посредине комнаты, пытаясь укусить свой подбородок. Я вышел в кухоньку, смешал три виски с содовой, принес в комнату и раздал бокалы. Со своим бокалом в руке я прошел к стулу у шахматного столика.
— Чем вы занимались и что у вас с ногой? — спросил Кингсли.
— Полицейский меня огрел. Подарок от стражей порядка в Бэй-Сити. У них это входит в фирменное обслуживание клиентов. Если вас интересует, где я пропадал так долго, — я сидел в тюрьме, за вождение в пьяном виде. И, судя по выражению вашего лица, я вскоре опять попаду туда.
— Не знаю, о чем вы говорите, — бросил он. — Не имею ни малейшего представления. Нам сейчас не до шуток.
— Ладно, значит, шутки отменяются, — согласился я. — Итак, она вам позвонила. Где она?
Он уселся со своим бокалом, сжал и разжал пальцы правой руки и сунул ее во внутренний карман пиджака. Рука появилась на поверхность с длинным конвертом.
— Вот это вы должны передать ей, — сказал он. — Пятьсот долларов. Она хотела больше, но это все, что я сумел раздобыть. Я получил деньги по чеку в ночном клубе. Это было непросто. Она хочет срочно выбраться из города.
— Из какого города? — спросил я.
— Она где-то в Бэй-Сити. Где точно, не знаю. Она встретится с вами в баре под названием «Павлин», на бульваре Аргуэлло, угол Восьмой улицы, или поблизости от этого заведения.
Я посмотрел на мисс Фромсетт. Она все еще глядела в угол потолка, словно приехала сюда просто так, чтобы прокатиться за компанию.
Кингсли бросил конверт, и он упал на шахматный столик. Я заглянул в него. Там действительно были деньги. Значит, не весь его рассказ был бредом сумасшедшего. Я оставил конверт лежать на маленьком полированном столике с инкрустированными квадратами коричневого и золотистого цветов.
— А почему бы ей не снять деньги с собственного счета? Любая гостиница примет ее чек. Большинство из них выдадут ей наличные по чеку. Разве ее банковский счет блокирован?
— К чему этот разговор? — тяжело сказал Кингсли. — Она влипла. Не знаю, как она узнала, что влипла. Разве что по радио на нее был объявлен розыск. Может, уже передавали, не знаете?
