— А мне почем знать?
— Тут никакого секрета нет, — сказал я. — Она прислала телеграмму из Эль-Пасо, что едет с Лейвери в Мексику.
Я выковырял телеграмму из кармана и протянул ему. Он отцепил от своей рубашки очки и остановился, чтобы прочесть. Вернул мне бланк, снял очки и засмотрелся на синеву озера.
— Считай, что это небольшой ответный знак доверия, — сказал я.
— Был здесь как-то Лейвери, — медленно произнес Билл Чесс.
— Он признает, что виделся с ней пару месяцев назад. Наверное, это было здесь. И утверждает, что с тех пор ее не видел. Мы не знаем, верить ему или нет. Вроде и верить нет причин, и не верить тоже не с чего.
— Выходит, она теперь не с ним?
— Он говорит, что нет.
— Не думаю, чтобы она заботилась о таких мелочах, как женитьба, — рассудительно заметил Билл Чесс. — Вот медовый месяц во Флориде — это больше в ее вкусе.
— Больше ты мне ничего не можешь сообщить? Не видел, как она уезжала, не слышал ничего, что могло бы навести нас на след?
— Ни хрена не было. А если бы и было, я бы вряд ли сказал. Я хоть и дерьмо, но не настолько же.
— Ну что ж, спасибо и на этой малости, — сказал я.
— Я тебе ничего не должен, — зачвил он. — К черту и тебя и всех остальных богом проклятых ищеек.
— Опять пошло-поехало, — вздохнул я.
Мы уже дошли до оконечности озера. Я оставил его на берегу и вышел на маленький пирс. Оперся о деревянный поручень в конце пирса и обнаружил, что мнимый музыкальный павильон представляет собой всего лишь подпертые стенки, смыкающиеся под плоским углом по отношению к плотине. На них была насажена крыша, выступающая фута на два вперед и играющая роль перекрытия. Билл Чесс подошел и прислонился рядом со мной к перилам.
— А за спиртное все равно спасибо, — сказал он.
— Ладно. Рыба в озере водится?
— Немного форели. Все старые тертые шельмецы, свежего приплода нет. Сам-то я до рыбы не охотник. Мне ее даром не надо. Извини, я опять сорвался.
Я хмыкнул, облокотился о перила и загляделся в глубокую тихую воду. Сверху она выглядела зеленой. В глубине что-то колыхнулось, скользнула быстрая зеленоватая тень.
— Это Дедушка, — сказал Билл Чесс, — старый проныра. Ты только глянь, до чего здоров. Разжирел, бесстыжая твоя рожа.
В глубине виднелось что-то, напоминающее подводный настил. Я никак не мог понять, к чему он там, и спросил Билла.
— Раньше, когда плотины еще не было, там был лодочный причал. А когда ее возвели, вода поднялась, и причал ушел под воду на шесть футов.
К одной из стоек пирса была привязана потертой веревкой лодка-плоскодонка. Казалось, она лежала на воде неподвижно, но, если приглядеться, какие-то невидимые течения едва заметно колыхали ее. Тихий, безветренный, прогретый солнцем воздух был насыщен покоем, какого не сыскать в городах. Так бы и стоял здесь часами, ничего не делая, позабыв про Дерека Кингсли, его заблудшую жену и ее дружков-приятелей.
Я ощутил рядом с собой резкое движение.
— Смотри! — сказал Билл Чесс голосом раскатистым, как гром в горах.
Его твердые пальцы зарылись в мое предплечье с такой силой, что я готов был взвыть от боли. Перевесившись через перила, он неотрывно глядел вниз с застывшим лицом, побледневшим настолько, насколько позволял его обветренный загар. Следуя направлению его взгляда, я тоже стал всматриваться в воду у края затопленного причала.
У самой кромки этой зеленой затонувшей деревянной площадки что-то медленно вынырнуло из темноты, поколебалось и снова скрылось из виду под настилом.
Что-то, слишком похожее на человеческую руку.
Билл Чесс неуклюже выпрямился. Не издав ни звука, он захромал прочь к началу пирса, склонился над грудой камней, подхватил здоровенный обломок, сопя взял его на грудь (до меня доносилось его тяжелое дыхание) и зашагал по пирсу. В булыжнике было не меньше сотни фунтов весу. Шейные мышцы Билла проступили под натянувшейся коричневой кожей, как канаты под парусиной. Дыхание во свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы.
Чесс дошел до конца пирса, расставил ноги для упора и поднял камень. Какой-то момент он держал его на весу, пристально глядя вниз и оценивая расстояние. Губы его издали неясный страдальческий звук, тело налегло на задрожавший поручень, и тяжелый камень плюхнулся в воду.
