Вику «собрание» приняло и проще, и сложнее. Сложнее, потому что сработал устоявшийся стереотип: в шестнадцать лет у девочки на уме всякая ерунда, куда уж ей рассуждать о тонких литературных материях! Проще, поскольку компания была преимущественно мужская и появление красивой девушки встретили с интересом и вдохновением. К тому же, придя первый раз вместе с подругой, Саша расстарался, изображая из себя галантного рыцаря. С одной стороны, Вике было приятно, с другой — оба забавлялись, перехватывая снисходительные взгляды остальных. Когда же кто-то из этих двадцатилетних ребят вполголоса сказал что-то мечтательное про прекрасный период юношеского романтизма, Виктория чуть не прыснула от смеха.
Собирались на квартире одного из сокурсников Андрея: его родители работали вахтой и бывали дома с интервалом в три месяца, так что компания могла сидеть и обсуждать всякую всячину хоть до утра. И, словно судьба решила ещё раз пошутить, сегодня спор разгорелся о современных стихах. Кто-то доказывал, что сегодняшние авторы ни на что не способны и ждать гигантов, равных Пушкину и Ломоносову бесполезно. Кто-то, наоборот, с жаром утверждал, что мы просто не знаем таких творцов. И если их не печатают — ещё не значит, будто их не существует. Потом пели песни: от Визбора до «Арии», потом снова спорили… А Вика всё это время вспоминала Лизины стихи… хотя прочесть их вслух и не решилась.
Через какое-то время, как обычно случается, наступил перерыв. Кто-то вышел покурить в коридор, кто-то за компанию потянулся за ними. Несколько парочек уединились на балконе, на кухне, в соседней комнате… и получилось так, что Виктория и Александр остались вдвоём.
— Милые ребята… — негромко начала Виктория. — Но, право слово, какие они всё же дети…
— На себя посмотри, — вспомнив недавнее приключение, резко прервал её Александр. — Сколько тебе? Двадцать шесть? А по паспорту и шестнадцати, кстати, нет! А рассуждаешь, как будто старше их раза в два…
Вика покрутила в руках оставленную на диване гитару и задумчиво ответила:
— Смотря как считать… Если годами — наверное, не намного. А если событиями…
Дальше разговор не получился. Сашу неожиданно позвали из коридора, и он, быстро кивнув, что они закончат потом, ушёл. А Виктория осталась на диване одна и с гитарой в руках. Она ещё раз осмотрела очень неплохой, хотя явно изведавший жизни инструмент, и слегка провела по грифу: гитару она не держала в руках с самого возвращения. Но сейчас девушке вдруг нестерпимо захотелось сыграть хоть что-нибудь… Чуть подстроив струны, она прошлась по струнам. Неожиданно для себя Вика выбрала скерцо из четвёртой сонаты Баха.
Девушка нежно перебирала струны, и, словно противореча быстрой мелодии, неторопливо нахлынули воспоминания… Виктория вспомнила Себастьяна, её зеленоглазого идальго из Барселоны. Они познакомились, когда Вике только-только исполнилось девятнадцать. Открытый, никогда не унывающий, очень нежный… Первая в жизни настоящая, большая любовь. Именно он научил её играть на гитаре, ради него она выучила испанский — чтобы говорить с любимым на родном языке. Счастье длилось два года… Себастьян так и остался в её сердце смеющимся, когда махнул своей тёмной гривой и на мгновение повернулся в её сторону. Повернулся, чтобы послать любимой воздушный поцелуй и запрыгнуть в тоннель корабельного перехода: их отряд уходил на рядовое патрулирование границы в тихий и спокойный сектор.
С того дежурства не вернулся никто: во время мелкой пограничной стычки союзники неожиданно ударили в спину. Узнав о случившемся, Виктория напилась единственный раз в своей жизни. А в ответном карательном рейде заработала прозвище «дикая рысь» и репутацию холодной безжалостной стервы. Гитара же и испанский остались ей как память о самом близком человеке: остальные годы службы в свободное время она училась играть и говорить на испанском. Чтобы помнить, чтобы чувствовать, как частица Себастьяна ещё живёт в её душе. И сейчас она играла мелодию, которую услышала при первой их встрече.
Девушка сидела спиной к двери и полностью ушла в себя — только в глазах стояла тоска, да на краях ресниц, кажется, повисли две крохотные слезинки. Поэтому и не заметила, как на музыку подошли остальные. Едва отзвучал последний аккорд, за спиной раздались овации и восторженные замечания, навроде: «И скрывала такой талант!», «Ещё!»
