«Юрасик, – говорит Верещагин. – Нет, Геннадий, лучше ты…- взгляды операторов остаются без спасательного круга и беспомощно барахтаются: Верещагин убрал ладонь. – Лучше ты, Геннадий, – говорит он, – сходишь». – «Куда я схожу? – спрашивает Геннадий. Сначала он откашливается, а потом произносит эти слова: – «Куда я схожу?» – «На почту, – объясняет Верещагин. – Ты пошлешь телеграмму, причем немедленно, как это говорится… ага! чтоб одна нога была там, другая здесь. Или наоборот? Одним словом, ты помчишься на почту во весь дух… Что же ты стоишь?» – «Какую телеграмму?»- спрашивает Геннадий, в глазах у него растерянность, а в голосе – хрипота того рода, какая бывает у людей, когда они напуганы, смущены, не уверены в себе или лгут, – впрочем, все это одно и то же. «Ах, да! Я забыл дать тебе текст, – говорит Верещагин и смеется – заливисто, хотя и очень тихо, редчайшее сочетание, мало кому из людей приходилось слышать, чтоб кто-то смеялся так заливисто и вместе с тем так тихо, – этим операторам, можно сказать, повезло в жизни. – Я забыл дать тебе текст», – повторяет Верещагин, отсмеявшись.
И лезет в карман – все понимают: за авторучкой, за чем же еще? – ведь дело срочное, отлагательства не терпит, нужно побыстрее составить текст телеграммы, – одна нога здесь, другая там… – но вместо авторучки Верещагин вынимает из кармана мундштук и, что удивительно, ужасно рад тому, что это мундштук, а не авторучка, хотя, ясное дело, хотел достать авторучку; он радуется мундштуку, как подарку судьбы, и снова смеется редко слышимым тихим заливистым смехом, после чего решительно лезет в другой карман – тут уж все готовы отдать свои головы на отсечение, что теперь-то будет вынута авторучка; все думают так: он вспомнил, где у него лежит авторучка, и поэтому сунул вторую руку в карман так решительно. Но Верещагин вынимает пачку папирос, – от неожиданности у всех дух захватывает, как в цирке на выступлении ловкого иллюзиониста, талантливого мастера своего дела, тем более что, оказывается, Верещагин и не думал искать авторучку, у него на лице написано, что ему на эту авторучку плевать с высочайшей в мире колокольни, например с колокольни храма святого Петра в Риме, которая, кстати, и есть высочайшая, он ловко вставляет в мундштук папиросу, а сам мундштук – в рот, снова лезет в карман – теперь уж сомнений нет ни у кого, дело ясное: он полез за спичками, однако Верещагин извлекает из кармана авторучку, оскаленно озираясь – в зубах мундштук! – он грозно спрашивает: «Куда подевалась бумага?» На столе перед ним высокая пачка чистых листов, – уж коль он так быстро мундштук и папиросы с авторучкой отыскал, то мог бы, конечно, и бумагу обнаружить самостоятельно, увидеть ее на столе такому ловкому человеку- простой пустяк, но он спрашивает, ощерясь: «Куда подевалась бумага?»- и листок ему дают; кажется, Ия дает.
«Так, – говорит Верещагин и садится за стол. – Значит, текст телеграммы будет такой…» После этих слов он вскакивает и начинает снова рыться в карманах, теперь все догадываются, что текст телеграммы у Верещагина набросан заранее и он ищет бумажку с этим текстом, все карманы перерыл, никак не находится бумажка, Верещагин приходит в злое возбуждение и громко кричит- но не о бумажке, а: «Где спички?» Никто ему их не подает и даже не ищет, потому что на всех от такого поворота дела нападает столбняк и оцепенение.
Первой приходит в себя Альвина. «Дай спички, у тебя же есть», – говорит она Юрасику и смотрит на него сердитым, совсем не любящим взглядом: разве она может любить мужчину, когда вокруг такое творится?
Но у Юрасика, с трудом выходящего из столбняка и оцепенения, такие замедленные движения, что, когда он наконец достает спички и протягивает их Верещагину, тот даже не замечает этого – он сидит за столом, в зубах мундштук с незажженной папиросой, и пишет текст телеграммы печатными буквами.
«Вот! – говорит он спустя минуту. – Я написал печатными буквами, – и зачитывает текст телеграммы вслух: – «Срочно вылетай институт чрезвычайные события создан кристалл значение переоценить трудно да что там невозможно Верещагин». Здесь и адрес написан, – объясняет он Геннадию и опускает руку в карман, бормоча: – Сейчас дам деньги на телеграмму – срочную, обязательно срочную! – но вынимает коробку спичек и, прикурив, с наслаждением разваливается на стуле. – А? – говорит он. – А?»
