И с этими словами дядя Валя идет к выходу, Верещагин за ним, в руках у него дроссель, от дросселя – проволока к катушке, которая вслед за дядей Валей и Верещагиным выкатывается в прихожую.
«Все, с чем я к тебе шел, я тебе сказал», – подводит окончательный итог разговору дядя Валя и начинает надевать ботинки – наклоняется, пыхтит.
«А говорили – мимо шли», – уязвляет Верещагин.
Провод он пока не наматывает, остановился на сто сорок четвертом витке, держит эту цифру в уме.
Дядя Валя верещагинскую иронию пропускает мимо ушей – обувается.
«Лучше б не снимали ботинок, – говорит Верещагин. – Насколько быстрее смогли бы уйти».
И опять дядя Валя иронии не замечает. Он вообще замечал в жизни только то, что могло пригодиться в практической деятельности. А что не могло – на то он и не смотрел. Незачем.
Он строил свою жизненную философию из истин, имевших сходство с обрывками бечевки, болтиком, гвоздем. За истинами другого рода он не наклонялся, идя по дороге жизни.
Так поступает большинство людей. А кто иначе, тот беспрестанно страдает.
Дверь захлопнулась, Верещагин целиком отдается счету: сто сорок пять, сто сорок шесть, сто сорок семь, сто сорок восемь, сто сорок девять, сто пятьдесят, сто пятьдесят один, сто пятьдесят два, сто пятьдесят три, сто пятьдесят четыре…
…Триста пятьдесят семь!
173
…Тысяча девятьсот тридцать!
174
Все у Верещагина готово. Все!
175
А вот история о короле и гордых людях, которую автор обещал рассказать. О ней упоминается в главе, где описан случай, как Верещагин выпустил из рук птичку, боясь задушить ее.
В некотором царстве, в некотором государстве жил король. В свободное от королевских дел время он садился на любимого арабского скакуна и ездил по никому не подвластным степям, окружавшим его могучее королевство. Ему нравилось оглядывать ничье пространство; запрокинув голову, смотреть в ничье небо с ослепительным ничьим солнцем посередине. «Как горделивы легкие облака, – думал он. – Но они проплывают мимо… Как величествен горизонт! Но до него не доскачешь и в три жизни… Как прекрасен, должно быть, полет жаворонка, но его даже не видно, лишь гордая песня доносится из поднебесья…» Встречая нищего, король бросал ему золотую монету и брезгливо отворачивался, когда тот в порыве благодарности целовал его пыльный сапог. «Как надоело видеть подобострастные лица!» – тоскливо думал король. Он имел все – и золото, и серебро, бриллианты, сапфиры, могучих воинов и прекрасных женщин, даже меч из божественного металла орихалк и тот был у короля. Не было только – во всем его королевстве – гордого человеческого лица. То есть, может быть, подданные и гордились друг перед другом своим богатством или заслугами, но в присутствии короля их лица выражали лишь униженность и покорность. А королю очень хотелось видеть вокруг не только роскошь, но и гордость. Он задыхался от раболепия подданных.
Поэтому и ездил в ничьи степи смотреть на гордые облака, на ускользающую линию горизонта, слушать поднебесную песню жаворонка. Он тосковал по гордости, которая прекраснее золота, власти и даже женской красоты.
И вот однажды ему встретился в степи юноша с очень гордым лицом. Король бросил этому юноше золотую монету, но тот, подняв ее, протянул королю обратно со словами: «Ты уронил монету, король». – «Благодарю тебя», – удивленно произнес король и услышал в ответ: «Мой поступок не стоит благодарности. Молодость обязана оказывать почтение старости».
Сказав это, юноша пошел своей дорогой. «Ишь ты! – подумал король. – Выходит, он услужил мне не потому, что я – король, а потому, что старше. Он горд и почтителен. Приятный парень. Возьму-ка я его к себе в услужение. По крайней мере хоть одно гордое лицо будет радовать мой взор. Впрочем, сначала узнаю, куда он направляется».
И король тронул поводья. Впереди шел гордый юноша, за ним ехал на арабском скакуне всесильный король.
После долгого пути на горизонте возник, а затем и приблизился город, окруженный белокаменной стеной. Юноша вошел в него. «Что за люди здесь живут?» – спросил король у нищего, гревшегося у ворот на солнце. «Ты видел одного из них, о господин»,- ответил старик, вскакивая и протягивая руку за милостыней. «Но ведь только одного, – возразил король, бросая старику золотую монету. – А кто остальные, живущие в этом городе?» – «Они такие же, как тот, которого ты видел», – ответил нищий и несколько раз благодарно поцеловал хвост скакуна.
