157
Один царь спросил у другого: «Когда ты сидишь на троне, то о чем думаешь?» – «Я думаю о том, как велика земля и сколько на ней еще непокоренных мною народов – «И я об этом, – сказал первый царь. – А когда принимаешь иноземных послов и у тебя вдруг зачешется ягодица, ты что делаешь?» – «Терплю, – ответил второй царь. – Я напускаю на себя важный вид и жду не дождусь, когда послы уйдут, чтоб можно было почесать всласть. А ты?» – «А я чешусь», – сказал первый царь.
Вскоре он покорил все народы земли и те, которыми правил второй царь, тоже, и обложил всех тяжелой данью.
158
Верещагин читает записку, мальчик Коля не отрывает глаз от магнитофона, Верещагин возмущенно кричит: «Совершеннолетнюю девушку – под замок! Ненормальная мама! Да не женюсь я на ее дочери, напрасно она, дура, боится!» Мальчик Коля промалчивает, не желая вмешиваться в дела взрослых. Он смотрит на магнитофон. Верещагин замечает это, спрашивает: «Включить?», Коля благодарно кивает, Верещагин идет к магнитофону.
Музыка появляется неизвестно откуда, будто только что родилась, она повисает в воздухе, чуть колышась, как цветок экельхинорум в аквариуме, прекрасная с первого же звука: мужественный человек со сдержанностью и достоинством запел на немецком языке о том, как подло и унизительно с ним обошлись, – Верещагин мог поклясться, что именно об этом поет певец, хотя, конечно, ни слова не понимал. Это была одна из любимейших его песен, он когда-то случайно поймал ее на коротких волнах и, слушая, всегда искренне сочувствовал этому человеку и даже желал познакомиться с ним, подружиться, чтоб вместе тянуть лямку жизни, подбадривая друг друга.
Когда мужественный человек закончил излагать свою неприятность, мальчик Коля сказал: «Я знаю эту песню».
Верещагин в ответ хмыкает в том смысле, что, мол, хвастунишка ты, парень, а может, даже и лжец, он собирается сказать это вслух, но не успевает, – начинается новая песня. Теперь поет англичанин, тоже очень хороший человек, из тех, которые не любят жаловаться, но ему так допекло, что он не выдержал, и вот, пожалуйста, жалуется, хотя это не в его принципах – по всему видать, по мелодии и голосу, что душа у этого человека – кремень, не так-то просто заставить ее плакаться, а вот нате – заставили. Верещагин всегда слушал эту песню с большим уважением и сочувствием к человеку, которого допекли-таки.
Песня заканчивается, и мальчик Коля опять говорит: «Эту песню я знаю». Совершенно обнаглел ребенок, Верещагин никак не реагирует на вызывающее детское нахальство, – уже звучит третья песня, от которой Верещагина прямо корчит, он недавно ее записал, ну буквально на днях, не больше недели назад ночью выловил из эфира. Поразительная песня: певец вроде бы веселится, местами даже совершенно натурально хохочет, но слушаешь его, и тянет разрыдаться – вот как странно. Слушая эту песню, Верещагин каждый раз вспоминал один и тот же случай, рассказанный ему кем-то когда-то – как некий отдыхающий на Черном море захотел выкупаться: в шестибалльный шторм. Но войти в будущее море так же, трудно, как и выйти из него – этот отдыхающий бросился с берега в воду, а могучая волна вышвырнула его обратно, проволочив по гальке, и вот он встает – море шумит, на берегу люди, он смеется им: мол, видели, как меня, а? – прямо-таки хохочет…
«И эту песню я знаю», – говорит вдруг мальчик Коля.
«Это уже слишком! – возмущается, наконец, Верещагин. – Ты, брат, я вижу, хвастун», но мальчик Коля с обидой возражает: нет, он не хвастун, тогда Верещагин говорит: «Не хвастун? А ну-ка, повтори мелодию. Ты же знаешь! Спой!»
Мальчик Коля предложением Верещагина нисколько не смущается, он только просит разрешения не спеть, а просвистать мелодию. «Пожалуйста», – говорит Верещагин и выключает магнитофон, чтоб наступила тишина, мальчик Коля начинает свистеть – Верещагин обмирает: точь-в-точь! нота в ноту! да еще как! с каким чувством! даже лучше, чем певец, выловленный из эфира, еще жутче это веселье, – совсем такое же, как у того отдыхающего, которого волна проволочила по гальке, он не знает, что от того волочения у него скальп сорван, висит с волосами на плече, он еще не почувствовал боли и хохочет, глядя на столпившихся в отдалении людей: вот, мол, как смешно волна меня выбросила, а море шумит, смеха не слышно, беззвучно хохочет: мол, как меня! – всех приглашая посмеяться вместе с ним, а в глазах людей ужас, ведь они видят: голова окровавлена и кожа с волосами висит у этого человека на плече…
