«Итак, советский инженер приезжает туристом в Австрию, – говорит, помолчав, Геннадий. – И к нему – вы, конечно, знаете, так бывает – обратились с просьбой дать интервью по Венскому телевидению». – «Не терзайтесь, – говорит Верещагин, очнувшись. – Мама, наверное, отобрала все-таки». – «О, это было бы ужасно!» – огорчается Геннадий и рассказывает свою историю несколько скомканно, так как боится, что Верещагин снова его перебьет: инженер, значит, соглашается, идет передача, вежливый и почтенный интервьюер задает разные вопросы и среди прочих такой: что вам больше всего понравилось в нашей стране?..
У инженера нет никакого желания в этой милой беседе касаться рискованных социальных тем, он опасается похвалить в капиталистической стране что-либо серьезное и поэтому решает отделаться шуткой. Он вынимает из кармана купленную накануне зажигалку, щелкает ею и говорит: «Эта зажигалка из ста попыток зажечь ее зажигается сто раз. Более совершенной зажигалки быть не может. Это самое лучшее из всего, что я видел в Австрии». Интервьюер улыбается, интервьюер все понимает, он благодарит, и интервью заканчивается. А вечером в гостиничном номере инженера раздается телефонный звонок. «С вами говорит представитель фирмы, выпускающей зажигалки,- звучат в трубке русские слова с легким приятным акцентом. – Вы, наверное, не знаете, что в тот момент, когда вы показывали телезрителям нашу зажигалку, подключилась система Евровидения… Ваши лестные отзывы о продукции нашей фирмы слышала вся Европа. Вы сделали нам замечательную рекламу, и фирма хотела бы как-нибудь отблагодарить вас за это. Какой бы вы желали получить подарок?»
Инженер смущен. Он скромно отказывается от вознаграждения, он говорит, что хвалил зажигалку искренне, без какой-либо корыстной цели, представитель фирмы замечает, что именно это и ценно, настаивает на подарке. «Ну что у вас попросить? – говорит тогда инженер и смеется. – Машину ведь вы мне не подарите? – шутит он. – Пожалуй, я не отказался бы от десятка зажигалок, чтоб подарить их друзьям в Москве, в качестве сувениров из Австрии».
Наутро инженеру звонят снова. Машина, говорят ему, стоит у подъезда гостиницы, документы выписаны на его имя, таможенная пошлина оплачена, в багажнике он найдет ящик с тысячью зажигалок…
«Как вам нравится эта история? – спрашивает Геннадий. – Не правда ли, красиво получилось?» – «А что было дальше?» – интересуется Верещагин, он гонит прочь с глаз листки черновиков и решает с этой минуты активно участвовать в разговоре. «Ничего, – говорит Геннадий. – Инженер сел в машину и приехал в Советский Союз». – «Он был инженером?» – спрашивает Верещагин. «Так рассказывали, – отвечает Геннадий. – Но, может быть, он был врачом, разве значение имеет это? Важно другое: человек приехал в Австрию с маленьким чемоданчиком, а уехал в роскошном автомобиле». – «Водительские права он имел?» – спрашивает Верещагин. «Вы совсем не на то обращаете внимание, – огорчается Геннадий. – Представьте на месте этого человека себя, и тогда вам откроется вся красота события. Вы приезжаете в чужую страну, и денег у вас только на одну зажигалку. И вы покупаете ее, даже не представляя всего, что из этого выйдет». – «А что, собственно, вышло?» – спрашивает Верещагин.
Геннадий начинает страдать. «О! – говорит он. – Вы не сумели постичь сущность явления. Еще раз попытайтесь представить – это же прекрасно! Буржуазное телевидение вынуждено чем-то развлекать зрителей, секс надоел, и вот они приглашают к экрану простого советского инженера…» – «Врача, – поправляет Верещагин. – Вы сами сказали, что он мог быть врачом». – «Это вряд ли изменит дело, – говорит Геннадий. – Они приглашают его к экрану не как инженера или врача, а как советского человека и спрашивают: что вам понравилось в нашей стране? Они думают, что человек начнет восхищаться их буржуазными свободами, а он неожиданно вынимает зажигалку и говорит: вот. Что – вот? Вот это, отвечает он, больше всего понравилось. Ему хотелось сделать комплимент австрийским труженикам: лучше, мол, ваших зажигалок нет на свете. И сто раз чиркнул. Представляете? Сидит телезритель и смотрит: советский человек чиркает зажигалкой. И в этот момент внезапно подключается Евровидение. Советский инженер этого, конечно, не знает, он чиркает и чиркает. И зажигалка ровно сто раз вспыхивает. Вся Европа считает: раз, два, три… Лично у меня симпатия к этому человеку, он красиво себя вел…» – «У него хватило сил сто раз чиркнуть? – спрашивает Верещагин. – Больше двадцати раз подряд без отдыха не чиркнешь…» – «У вас слишком аналитический ум, – сокрушается Геннадий. – Потому что вы – ученый. Но австрийских зажигалок вы не знаете: они работают так легко, что даже слабому человеку не составит труда чиркнуть сто раз… Однако не в этом дело. Мне больше всего нравится первый телефонный звонок. Это, по-моему, кульминация. Как вы считаете? Удивленный инженер – интересно, кто может мне звонить в Австрии? – снимает трубку и слышит русскую речь с легким акцентом: «Русские не так часто хвалят наши товары, мы бы хотели вас отблагодарить…» И дальше – я вам уже рассказывал, но вы не сумели почувствовать скромность советского инженера: «Машину вы же мне не подарите? – это еще юмор, а скромность дальше, вот она: – Дайте мне десяток зажигалок, я их раздарю друзьям в Москве…» Всего десяток, да и то – не себе, друзьям! Верите ли, когда я слушал эту историю, у меня наворачивались на глаза слезы…»
