Это срабатывает. Дверь со скрипом открывается, и я оказываюсь в грязной комнате, полной брошенных курток, пальто, ботинок и детских рукавиц, а также прислоненных к стенам хоккейных клюшек.
Фермеры любят держать собак, не правда ли? Если они есть у хозяина этого дома, то у меня всего несколько секунд, прежде чем появится одна из них. У меня не будет выбора, только попробовать пробежать две мили до шоссе, а потом – что потом? Попробовать перебраться через границу автостопом?
Еще одна молитва, адресованная О’Брайен, отправляется наверх.
В карманах оставленной в доме одежды – никаких ключей. Приходится пройти вверх по лестнице в кухню. Заглянуть там в миску для фруктов, в вазу для конфет, стоящую рядом с телефоном и полную мелких монет, обшарить темные углы на кухонной стойке.
Наверху чье-то огромное тело переворачивается на кровати. Другое такое же огромное тело перемещается вбок, чтобы теснее прижаться к первому. Или, может быть, пододвинуться достаточно близко, чтобы прошептать: «Дорогой, ты слышишь?»
Холодильник.
Эта мысль приходит ко мне внезапно и с полной уверенностью. Хотя кто держит ценности в холодильнике?
Никто не держит. Хотя иногда кое-кто крепит к двери пластмассовую вешалку с крючками, на которые вешают ключи. Вот она. Снова спешу наружу, завожу «Тойоту» и тихонько отъезжаю.
Добираюсь до дороги в конце подъездной дорожки, ведущей на этот участок, я опускаю стекло водительской дверцы, но не слышу сзади ни воплей, ни выстрелов из дробовика. Я вовсе не желаю еще раз делать попытку забраться к кому-то в дом, поэтому говорю себе, что должен быть уверен: это ограбление было успешным. По крайней мере на следующие два часа я буду в безопасности. До тех пор, конечно, пока мистер и миссис Вишневый сад не проснутся и не обнаружат, что их «Тойота Камри» 2002 года выпуска исчезла.
Обычно на мосту выстраивается очередь из машин, дожидающихся, когда настанет черед их хозяев предстать перед таможенником, сидящим в своей будке, предъявить паспорт и выдержать пристальный изучающий взгляд, который заставляет чувствовать себя так, словно вы зашили в свои сиденья несколько пакетов с героином, вместо того чтобы пытаться проехать, упрятав в багажник пару бутылок контрабандного виски. Я рассчитываю на эту задержку, чтобы успеть выучить придуманную историю и приготовить ответы на наиболее вероятные вопросы.
– Это не ваша машина, сэр.
Я работаю в вишневом саду. Хозяин послал меня с одним поручением, прежде чем мы примемся за работу.
– Поручение съездить в Соединенные Штаты?
Да.
– Зачем?
Купить лестницу. Чтоб собирать вишни.
– Разве в Канаде нет лестниц?
Конечно, есть! Просто они не такие хорошие и прочные, как американские лестницы.
На этот раз я даже не возношу никаких молитв, мне не до того.
Когда я въезжаю на мост, там нет никакой очереди. Я опускаю боковое стекло, гляжу на мужчину лет пятидесяти с лишним, с кожей, напоминающей газетную бумагу, какая бывает у злостных курильщиков. В дополнение к обычной подозрительности он, кажется, жутко несчастен.
– Гражданство?
– Американское. И канадское тоже. Двойное.
– Да ну? – Он моргает. – А что у вас с пальцем случилось?
Он перегибается через дверной проем своей будки и с интересом рассматривает мою забинтованную руку.
– Его оторвало, беднягу, – говорю я.
– Как это вы умудрились?
– Вишни собирал.
Таможенник кивает, сразу снова заскучав. Словно этот разговор точно такой, какой он ведет по десять раз на дню.
– Вы теперь поосторожнее, – грустно говорит он и закрывает окно, оберегая себя от холода.
Я решаю не ехать по шоссе I-90, а вместо этого отправиться по второстепенным дорогам к Готэму[48]. «Тойоту» я оставляю позади «Пицца хат» в Батейвии. Салон подержанных автомобилей на той же улице как раз открывается, когда я прихожу туда в своем новом обличии – в бейсболке и солнечных очках, в куртке с эмблемой «Гудиер», подняв ее полосатый воротник – и предъявляю свою кредитную карточку, чтобы забрать красный «Чарджер», который они хвастливо выставили на лужайку на всеобщее обозрение. Десять минут спустя я бросаю карту штата на заднее сиденье, даю газу и выезжаю на шоссе I-90, решив, что с большей вероятностью заблужусь в паутине извивающихся второстепенных дорог северных районов штата Нью-Йорк, чем на самом прямом федеральном шоссе, ведущем прямо к Манхэттену.