— Да грустно что-то, — Марина вздохнула. — Все думаю, ничего не придумаю. Устала от неопределенности, неизвестности…
— Что это с тобой, подруга? Это когда же ты была не уверена в себе? Кому-кому, а тебе грех жаловаться! Ты себя в зеркало когда последний раз видела?
— Да нет, Динуль, не во внешности дело. Что-то происходит внутри меня. Я тут уже неделю живу, и мне все нравится, а все равно на душе как-то не так. Вчера поймала себя на мысли, что боюсь выходных, боюсь остаться одна… Я ведь с переездом обрубила старые связи. У меня остались только ты, мама и Юра… — Марина тоскливо вздохнула. Дина молчала. Из динамиков доносился тихий треск и шелест. Я уже было подумал, что магнитола зажевала пленку, как раздался подростково-болезненный голос Марининой подруги:
— Мариночка, твоя мама и я у тебя будем всегда, — она всхлипнула. — А таких, как Юра, у тебя будут сотни!
— Нет, не будут! — В голосе Марины послышалась детское упрямство. — Таких больше нет! — Она всхлипнула. — Я же рассказывала тебе о нем. Все, кого я знала до этого, и рядом не стояли. Я сама не знаю, что со мной творится, но я постоянно думаю о нем. За мной так никто, понимаешь, никто никогда не ухаживал! Всем от меня нужна была только постель, я для них была просто красивая кукла. Он единственный, кто интересуется мной как человеком… — Параллельно с Марининым голосом из динамиков стали доноситься всхлипывания ее подруги.
Юрка остановил запись. Не глядя на меня, он спросил:
— И что ты думаешь по этому поводу?
Я и сам не знал, что думать. Конечно, в жизни происходят всякие странности, не поддающиеся логическому объяснению. Совершенно естественным было то, что Юра влюбился в красивую и неглупую девушку, но вот то, что она влюбилась в него, худого, сутулого очкарика, повернутого на микросхемах и процессорах, у меня в голове не укладывалось. Но не мог же я все это взять и выплеснуть своему приятелю?
— Ты счастливый человек, Юра, — это было единственное нейтральное, что мне пришло в голову.
— Сань, а делать-то мне что? — Юра напялил свои очки и доверчиво, как теленок, уставился на меня.
«Обмануть такого ничего не стоит», — вот что промелькнуло у меня в мыслях. Честно говоря, я и не знал, что ему посоветовать. В любом случае, давать совет — дело неблагодарное.
— Юрок, мне кажется, что сейчас тебе постепенно нужно переходить на сближение. Бояться и стесняться тебе уже нечего, тебя любят, и это главное.
Мой друг снял очки и начал их протирать.
— И вот еще что: заведи себе контактные линзы и займись каким-нибудь спортом. Будь поувереннее в себе, ты теперь не мальчик, о котором заботится мама. Ты — мужчина. Будь сильным!
— Понятно, — Юра только вздохнул.
— Короче, расходимся по домам. Завтра позвони Марине и пригласи куда-нибудь. Приближайся постепенно и помни, что если ты вдруг проболтаешься о том, что прослушивал ее телефон, то знай — это будет сделан шаг за черту, разделяющую любовь и ненависть. Этого она тебе никогда не простит.
— Понял… Может, выпьем по бутылочке пива?
— Можно. Иди пока покупай, а я еще раз запись прослушаю, — Юра пошел в магазин, а я перемотал пленку и заново прослушал разговор. Откровенно говоря, каким-то десятым чувством я ощущал, что это был хорошо инсценированный, грамотный спектакль. Великий режиссер Станиславский на репетициях, когда актеры играли не совсем убедительно, говорил: «Не верю!» То же самое мне хотелось сказать и Марине: «Ну не верю я тебе, девочка, не верю!»
