Он держал ее, его подбородок лег на ее спутанные кудри. Его ответ был едва слышен.
— Вы — мое сердце.
Но приятное не длилось долго. Вскоре она спустилась в солнечную комнату, волосы были заплетены, серебряные кольца блестели на пальцах, кулон и серьги были приятным грузом, золотая брошь с зеленым янтарем была приколота на груди.
Финч кашлянул.
Эмма оторвала взгляд от морозника, что неплохо рос под куполом магии.
— Ах, Финч. Мистер Клэр проснулся?
— Да, мэм. Он в комнате рисования, — Финч моргнул, как ящерица. Он был мрачен, но не больше обычного. — Кое с кем. С двумя.
— Ах, — она смотрела на растение еще пару мгновение. — Прости, что приходится терпеть присутствие инспектора.
— Ничего, мэм, — он звучал потрясенно? — Я… уверен в вашей защите, спасибо.
«Хоть кто-то», — она с трудом подавила улыбку.
— Хорошо. А второй человек — вдова?
— Да, мэм. Ждет вас.
«И это ее бесит».
— Как вежливо. Я пообедаю в кабинете, Финч, и потом мы обсудим дела дома с мадам Нойон.
— Да, мэм, — он уходил бодро, она позволила себе еще немного посмотреть на широкие листья и сочные стебли морозника, а потом пошла в комнату рисования.
Микал был у двери, открыл ее по кивку.
Клэр у камина изучал зеркало с тревогой. Инспектор Аберлейн с перевязанной лодыжкой опирался на трость, но не сел в присутствии женщины в вуали на синем бархатном диване.
Микал закрыл дверь, и Эмма посмотрела на них, сцепив ладони, как леди. Она не повернулась к женщине, а посмотрела на Аберлейна, вскинув бровь.
— Доброе утро, инспектор. Вам лучше?
Он нахмурился.
— Пожары. Ущерб имуществу, жертвы. Варинг клянется оторвать мне голову, публика просит моей отставки.
— Как неудобно.
«Я не против, учитывая ваши методы», — но он помог Клэру.
— Хотите сохранить место? Уверена, тут вам помогут найти место лучше.
— Я уйду в отпуск, пока шум не утихнет, — он повернулся к женщине с вуалью. — С вашего позволения, Ваше величество, я уйду по делам.
— Мы благодарны за ваши услуги в тяжелые времена, — вдова Виндзора протянула пухлую ладонь с кольцами, и он склонился над ней. — У вас наша благодарность и благословение.
«Это очень поможет», — Эмма прикусила язык.
Аберлейн прошел мимо нее, хромая, и замер у двери.
— Передайте привет мистеру Финчу, мисс Бэннон. Хорошего дня.
«Я ничего не передам, сэр».
— Хорошего дня, инспектор. Приятных снов.
Он подавил ругательство, но с трудом, и она ждала, пока не услышала, как за ним закрылась входная дверь, а потом переключила внимание.
Тишина быстро стала неловкой. Клэр не замечал, пока Виктрис, вздохнув, не отодвинула вуаль и не посмотрела на волшебницу.
Ее глаза были темными и человеческими, созвездия Британнии были тусклыми и далекими, как не было годами.
— Волшебница.
— Ваше величество.
— Говорят, все… закончено.
«Для меня — да».
— Похоже на то.
Ее ответ не удовлетворил. Шея вдовы покраснела в черном платье, воротник прижимался к ее щекам. Румянец угас. Точки света вспыхнули в ее глазах. Эмма смотрела с интересом.
Виктрис заговорила снова:
— Мы ослабели. Это точно тебя радует.
— Нет.
«Но я желаю вам радости».
— Волшебник, ответственный за недавние… проблемы… пострадал ужасной судьбой, Ваше величество. Может, это вас успокоит.
Королева поднялась. Клэр отошел от камина, словно для помощи, но она прошла к Эмме. Их юбки почти соприкасались, и волшебница подавила улыбку.
Так не пойдет.
— Мы не успокоены, ведьма, — холодный вес был в словах, но в словах Виктрис было только эхо тяжелого голоса Британнии. — Мы подозреваем…
«Вы ничему не научились, моя королева?» — Эмма не моргала.
Две женщины смотрели друг на друга, их разделяла стена дрожащего воздуха. И, конечно, гордость.
Плечи Виктрис опустились. Ее ладонь дрогнула, словно она хотела протянуть руку.
«Что бы я тогда сделала? Я ей не служу».
Она вспомнила груз, искушение стать большим, чем человек, поднялось в ней темной волной.
Эмма Бэннон с облегчением обнаружила, что ее решение осталось прежним, и она не сожалела.
— Вы — королева, — она опустила взгляд. Она смотрела на сумочку Виктрис — зачем это королеве? Она не ходила на рынок. Может, это было связано с супругом.
Какие мечты она оставила, когда правящий дух захватил Виктрис? Она проклинала и любила это бремя, как Прима проклинала и любила груз Воли, что не давал ей отдохнуть или подчиниться?
