Ей хотелось сейчас думать об этом?
У нее хотя бы было пару мгновений одиночества.
Клэр не мог охватить размах ее дара. У него были проблемы с нелогичностью почти бессмертия, и была возможность, что разорванная безумная Работа Ллева, что поражала ее, могла не успокоить сердце змея.
«Думай о Клэре, пусть Ллев покоится с миром. Он мертв», — как ей поступить с ментатом?
Она была мягче с Арчибальдом Клэром. У него были некие манеры, но ментат был непростым товарищем. Она не обижалась из-за его внимания, но ее не устраивало отношение.
Потому она ушла со службы Виктрис. Не открыто, конечно. Но в тайных комнатах сердца Примы были приняты меры… и королева обнаружила желание.
А Клэр — нет. Он был логичным, но хрупким, и его ограничения помогали простить его неприятные черты. И все же это ее раздражало. Как иначе?
Быть женщиной — быть созданием, которое принимают, как должное, и даже те из другого пола, которые когда-то хотели добра, потом поступали не так.
Но она была возбуждена.
И… Людо.
Она закрыла глаза. Пара минут сознания без слуг или Щита, а она могла думать лишь об… отношении Людо к ней?
Чем он был?
Инструментом, чтобы играть со вниманием без уважения.
«О, Эмма, врать себе не выходит. Это не изменилось».
Она… привыкла… к неаполитанцу, как к Клэру. К Микалу, Северине, Изобель, повару и Хартхеллу. Они старели, они были ее ответственностью, и если она ухаживала за ними, как за комнатными растениями, это не давало ее права, а не только ответственность? Она подстраивала атмосферу под них и…
«Они — не растения, Эмма, — наглость Примы была слабостью, это нужно было удерживать против настоящей опасности. — Как вчера. Плохо дело, да?».
Она резко вдохнула и отвлеклась на тему важнее. Виктрис видела и ощущала, что и она? В магии было допустимым многое, но Сочувствие было древним искусством. Это могло ранить в Уайтчепле — Эмма видела хрупкость — и вызвать реакцию даже у правящего духа, императрицы и королевы?
Она потянулась, постучала пальцем по губам и вздохнула. На миг она приняла такой вариант. Убийства не были связанными, но у них была некая цель на уме.
Почему Британния привела Виктрис к двери Эммы? Почему Виктрис пришла одна? Королева, наверное, решила, что Эмма Бэннон не отмахнется от новостей, что правящий дух слабеет. Даже если Виктрис не нравились ее методы и она сама, Британния не сомневалась в верности Эмме Короне и Империи, хоть у них и возникли недоразумения, и Эмма не хотела усиливать вред.
Почему Виктрис пришла к ней?
«Не тот вопрос, Эмма. Правильно: что она надеется получить? Из грязного восточного конца к Короне, эта великая тайна движет миром. Найти человека, что не слушается, — редкость».
И потому Клэр мог и дальше ужасно обходиться с ней, потому она позволяла гордость и заскоки Людовико. И потому она позволяла нервозность Северины и тайны Микала. Потому она платила за Измененную ногу Гилберна и услуги Финча, потому взяла Изобель и мальчика-калеку. Редкими были те, кто не играл в самостоятельную жизнь ради своей выгоды. Ей было приятно, что она собрала такую коллекцию.
Она была не в их числе. Но под ее защитой они процветали. Если нужно было пачкать себя кровью и грязью ради службы империи, решать вопрос жизни в неидеальном мире, так что помощь таким изгоям убирала хоть немного жжения.
— Я стала философом, — пробормотала Эмма с кривой улыбкой, она услышала шаги Северины Нойон на лестнице, ворчащей на Кэтрин, подгоняя ее.
Она приняла вид, что подходил пробудившейся леди, позволила себе еще раз потянуться, отодвинула одеяла и высвободила ножку из-под них.
И тут в голову пришла любопытная мысль. Будь это Клэр, она бы уже выбралась.
«Первое убийство было неловко исполнено — это была проба. Другие точно были пробами, может, и второе? Не понять, не увидев сцену. Клэр говорил, эксперимент требует мелких шагов? Британния ждала повторения событий, а потом уже повела Виктрис к моей двери».
Она смотрела на красивые синие обои своей комнаты, Северина и служанки вошли и занялись ею.
А результат ее размышлений пугал.
«Новое убийство будет очень скоро».
Глава семнадцатая
