– Почему ты думаешь, что он псих? – спросил Мейсон.
– А почему ты вчера так думал? – раздраженно откликнулся Доркас. – Ты же сказал мне по телефону, что считаешь его сумасшедшим, и попросил привести доктора, чтобы он на него взглянул.
– Не передергивай мои слова, Доркас, – возразил Мейсон. – Я видел, что у человека вконец расшатались нервы, и хотел выяснить, нет ли у него чего-нибудь посерьезнее, – вот и все.
– Еще как хотел! – с тяжеловесным сарказмом отозвался Доркас. – Ты думал, что он псих, и хотел в этом убедиться, прежде чем совать голову в петлю.
– Что ты имеешь в виду? – осведомился Мейсон.
– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Вчера ты явился сюда с человеком, который собирался требовать ордер на арест известного и состоятельного гражданина. Естественно, ты хотел удостовериться, что это не выйдет вам боком. За это тебе и заплатили. Вот почему ты не просил ордер, а добился уведомления. Ну, мистер Фоули его получил, пришел сюда и многое мне рассказал.
Перри Мейсон смотрел в лицо Питу Доркасу, покуда стальные глаза окружного прокурора не опустились под его упорным взглядом.
– Вчера я приходил сюда, – медленно сказал он, – потому что хотел вести с тобой дело по-честному и ожидал от тебя того же. Я говорил тебе, что мой клиент нервничает. Он сам мне об этом сказал и объяснил, что его нервирует постоянный собачий вой. Существует постановление, запрещающее содержать животных, которые беспокоят окружающих шумом. Мой клиент вправе рассчитывать на защиту закона, даже если речь идет о человеке, обладающем политическим влиянием.
– Но собака не выла! – раздраженно воскликнул Доркас. – В том-то все и дело!
Фоули вмешался в дискуссию:
– Простите, джентльмены, могу я вставить слово?
Перри Мейсон даже не обернулся, продолжая сверлить взглядом заместителя окружного прокурора. Но Доркас вскинул голову, и на его лице отразилось облегчение.
– Разумеется, – отозвался он. – Говорите.
– Надеюсь, вы простите меня, мистер Мейсон, – начал Фоули, – если я буду откровенен. Я знаю, что вы хотите выяснить все факты. Мне понятна ваша позиция, и я хвалю вас за то, что вы искренне стараетесь защитить интересы вашего клиента.
Перри Мейсон медленно повернулся и смерил недружелюбным взглядом массивную фигуру с головы до ног.
– Обойдемся без похвал, – сказал он. – Объяснитесь.
– Этот Картрайт, безусловно, сумасшедший, – продолжал Фоули. – Он арендует соседний дом, но я уверен, что владельцы не знают, с кем имеют дело. У него нет ни друзей, ни знакомых; ему прислуживает только глухая экономка. Почти все время он торчит дома.
– Ну, – воинственным тоном заметил Перри Мейсон, – это его право, не так ли? Может быть, ему не по душе соседи.
Доркас вскочил на ноги:
– Послушай, Мейсон, ты не можешь…
– Прошу вас, джентльмены, позвольте мне все объяснить, – прервал Фоули. – Я понимаю позицию мистера Мейсона, мистер Доркас. Он думает, что я пользуюсь своим политическим влиянием и что интересы его клиента подвергаются опасности.
– А разве это не так? – осведомился Мейсон.
– Не так, – дружески улыбнулся Фоули. – Я всего лишь объясняю факты мистеру Доркасу. Ваш клиент, как я уже говорил, очень странный человек. Он ведет жизнь отшельника, но постоянно шпионит за мной, наблюдая в бинокль из окна своего дома за каждым моим шагом.
Поколебавшись, Доркас вновь опустился на вращающийся стул, пожал плечами и закурил сигарету.
– Продолжайте, – сказал Перри Мейсон. – Я слушаю.
– Мой повар-китаец первым привлек к этому мое внимание. Он заметил, как поблескивают стекла бинокля. Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я считаю, что ваш клиент – душевнобольной и сам не знает, что делает. И пожалуйста, не забывайте, что у меня достаточно свидетелей, которые могут подтвердить все, что я собираюсь сказать.
– Отлично, – кивнул Мейсон. – Что же вы собираетесь сказать?
– Я намерен пожаловаться на постоянную слежку, – с достоинством произнес Фоули. – Из-за этого у меня неприятности с прислугой, к тому же подобный шпионаж раздражает меня и моих гостей. Этот тип никогда не включает свет на верхнем этаже своего дома, бродит ночью по темным комнатам с биноклем и подглядывает за всем, что я делаю. Он весьма опасный сосед.
