«Леди едят кусочками», — призрак Примы из Коллегии с осиной талией мелькнул в ее памяти со знакомой песнью шелковых юбок.
Прима Гринод была строгим учителем, но настойчивым и справедливым. Ей стоило подражать, хотя ее жестокость была легендой среди детей в Коллегии. Примы жили долго, но Гринод, казалось, держали на этой стороне горечь и желчь.
Тишина Клэра затянулась. Он выглядел плохо, как решила Эмма, поглядывая на него и оценивая.
«Может, не стоило говорить ему», — может, ей стоило спросить, что за странная субстанция была в нем? Она не казалась здоровой.
Наконец, он заговорил:
— Украден. Конечно. Он сбил меня в Трашнидле. Черт возьми.
— Это было утром в газетах, — она жалела, что сказала ему. — Музей растерян. Говорят о нарушителе. Мне… жаль, Клэр. Если хотите…
— Он — ментат, мисс Бэннон, — он редко говорил ледяным и вежливым тоном. Он был бледен, его глаза сильно блестели. Он покачивал ногами под столом. — Нелогичность и магия его не поймают.
«А догадки вам помогли прекрасно», — она взяла еще кусочек сосиски. Жирная, горячая, вкусная. Как и должна быть. Когда Эмма убедилась, что взяла себя в руки, она сказала:
— Возможно. Еще тост? Повар запомнил и вашу любовь к копченой рыбе.
Но Клэр смотрел на чашку.
— Так близко, — пробормотал он. — И… ах, да. Трашнидл. Он пропал из виду всего на миг. Даже Людо…
— Да, Людовико, — раздражение сделало ее резче, чем ей хотелось. — Я сказала ему позаботиться о вас, а случилось такое. Вы могли умереть, сэр, и это меня сильно раздосадовало.
Вот. Она это сказала. В комнате звенела неприятная тишина. Эмма пронзила еще кусочек сосиски с удивительной жестокостью.
— Я не хотел вызывать неудобства, — он все еще смотрел в чашку, словно мог найти Вэнса в ее глубинах. — Просто…
— Он не опасен для короны, — она старательно произнесла этот факт. — Он вор. Хороший вор, ментат, использующий способности для зла, но лишь вор. Он не стоит такого внимания, Клэр. Ее величество предпочла бы ваше внимание к другому. Вы ведь королевский, — она посмотрела на сияющее кольцо на ее втором левом пальце, изящное соединение серебра и марказита, эфирная сила в нем гудела, ее было видно Взглядом. — Есть другие дела.
— Стоило отпустить его, когда он сунул нос в…
— Клэр.
— Он украл из музея…
— Клэр.
— Черт, он так ужасен, что…
— Арчибальд.
Он затих. Аппетит Эммы пропал. Она отложила вилку и нож и смерила его взглядом, который испепелил бы его, но он все еще смотрел на чашку.
«О, ради бога».
— Я буду рада, — сухо сообщила она, — если вы выздоровеете здесь. Людовико отправился утром за вашими вещами, за тем, что относилось к делам, которыми вы пренебрегли, преследуя своего профессора, и за тем, что необходимо вам тут на длительный срок, — она не дала себе отчитать его с усилием воли.
— Думаю, слугам сообщили о моем состоянии, — он даже хрипел немного.
«И сообщили не пускать вас из дому, пока я не прикажу обратное».
— Вы правильно поняли. Вы истощили себя из-за этого Вэнса, Арчибальд. Не заставляйте меня запирать вас в комнате, как леди Чандевольт.
Он посмотрел на нее, моргая, как сова, выглядя печально, словно бассет-хаунд.
— Кто? О, это. Мисс Бэннон… Эмма. Не нужно беспокоиться. Это был распространенный случай. Я не так юн, так что…
Только она замечала морщины у уголков его рта, усталость голубых глаз? И его ужасную хрупкость, пока он сжимался на стуле, укутанный в халат. Эмма открыла рот, чтобы спросить, что за субстанцию она обнаружила в него, но им помешала дверь, что открылась со стуком, предупредившим завтракающих.
Это был Микал, его волосы были чуть растрепаны, а пиджак сбился. Он, видимо, был на утренней тренировке Щитов, Эли шел за ним.
— Конверт, Прима, — губы Микала были тонкой линией. — Из дворца.
— Ах, — так скоро? Но измена не ждала часов приема. — Новое дело, несомненно. Арчибальд, доедайте. У меня есть другие дела.
Он выглядел уязвлено, хотел встать, как она. Эмма отмахнулась.
— Нет-нет. Не нужно. Выздоравливайте, или я точно вас заточу и разозлюсь. Это хуже смерти, уверена, — ее слова получили в ответ слабую улыбку, но у нее не было времени думать о румянце на его щеках и блеске в усталых глазах.
